Лики зазеркалья
Шрифт:
Сначала ОН, разумеется, отреагировал на Иринку. А как же иначе-то?! Я была удостоена косого взгляда. Но Алекс представил нас лишь после того, как сгреб супругу собственническим жестом.
А потом мы стали пить водку.
Вы когда-нибудь пробовали пить и не пьянеть? Грустно, правда? Но, когда из четверых не пьянеют трое, это уже подстава. А, собственно, подставой это и было.
Конечно, совсем не пьянеть у нас не вышло. В какой-то момент повело. Не помню, когда испарились из комнаты Иринка с Алексом, а я оказалась на диване рядом с этим небожителем. Легкая водочная анестезия не давала мне запаниковать.
Небожитель точно был либо совсем уже в зюзю, либо с какой-то запредельной станции, где суровые полярники годами не видят женщин.
Мы еще выпили и даже попытались побеседовать о каких-то высоких материях. Свет в комнате был приглушен, небожитель пьян, а диван узок. И ничего удивительного, что его рука оказалась у меня на плече, а свою последнюю тираду с потугой на интеллектуальность он говорил прямо в мои губы. Я не отстранилась. Я была тверда в своем решении не подвести Иринку. Все нормально. Все правильно, даже когда его рука сползла с моего плеча на спину, куда-то в район застежки от лифчика, в то время, как вторая, поднималась от талии все выше. Губы уже перестали что-то шептать и… М-м-м… Кажется, это начинало мне даже нравиться. Я уже ощущала не только его губы, но и горячее тело, и откидывалась все дальше, поддерживаемая одной твердой рукой и подталкиваемая другой. О-о-о-о!….
…А-а-а-а!….
Утро я встретила в больнице. Алекс и Иринка так и не сознались, кого из них угораздило оставить на диване хрупкий хрустальный бокал. Лежа на пузе с повязками на спине и слушая иринкины причитания, я тихо наливалась… хохотом.
Так что, то, что я способна смеяться над своей жизнью, пускай вас тоже не удивляет. Свою некрасивость я оплакала еще в переходном возрасте и не то, чтобы смирилась, а просто приняла себя такой, какая я есть. Тем более, что закон компенсации в мире все-таки действует. Просто не надо понимать его буквально: если блондинка — значит дура, если уродина — гений. Жизнь куда более многогранна.
Иринка — блондинка, красавица, редкая умница, удачлива и в работе и в личной жизни. За своих близких она любого порвет на тряпочки, но совершенно не способна добиваться чего-то для себя лично, впечатлительна и подвержена таким всеобъемлющим депрессиям, что не будь вокруг нее столько любящих ее людей, склонность к суициду давно могла найти свое воплощение. А все дело в том, что Иринке на фиг не нужна ни ее модельная внешность, ни карьера. Ее истинное призвание в том, чтобы быть женой и матерью, и я рада, что она себя, наконец, реализовала.
Со мной еще интересней. Да, я, можно сказать, уродина и бездарна. Но свою единственную депрессию я пережила в далеком пубертате и имела она чисто гормональное происхождение, что в 13 лет вполне логично. Может все дело в том, что мне повезло тогда подружиться с Иринкой. А началась наша дружба, как это часто бывает, с подлости.
Я уже говорила, что у меня была Великая Неразделенная Любовь. Мальчик на два класса старше стал слишком уж часто появляться в нашем поле зрения. Хорошенький такой мальчик с вполне томной романтичной внешностью в гарольдовском стиле. Разумеется, не из-за меня. И я это прекрасно понимала. Я, может, и бездарна, но не идиотка. Само собой, целью его навязчивого мелькания было привлечь внимание Ирочки. Пару недель я грустно вздыхала и тоже старательно мелькала перед ним. Получалось плохо. С Ирой мы хоть и учились в одном классе, но особо не дружили и сладкой парочкой на переменах не дефилировали, а таскаться за ней тенью мне казалось слишком уж унизительным. Но другого выхода просто не было. И от этого своего унижения, да еще от невнимания ко мне предмета моих девичьих грез я начала Иринку тихо ненавидеть. Уж не знаю, что меня больше возмущало: то, что этот самый предмет вообще никак на меня не реагирует, или то, что Ира в упор его не видит. А она не видела. Как-то раз я сама наблюдала, как он к ней обратился и получил в ответ такой прошлогодний взгляд, словно с ней заговорил, не человек, а таракан с грязной кухни.
Дети злы, а подростки еще и очень
Что из всего этого вышло? А что не догадываетесь? Вот-вот! Все наши беды от недостатка информации. Ну откуда мне, дурехе, было знать, что он Иринку на спор заарканивает? А она знала.
В общем, потом мы рыдали в туалете вместе. С тех пор и дружим. Не оригинальная такая история. А что в моей жизни вообще оригинального есть?
Впрочем, вру. Кое-что есть. Ну, кроме имени. Я уже говорила, что я бездарна во всем. Это не совсем так. Например, при том, что и физика, и математика для меня всегда оставались темным лесом, я кончиками пальцев чувствую механику. Я могу починить любые часы, хотя никогда не интересовалась тем, как они устроены. Я просто беру их в руки и сразу понимаю, где и что у них болит. И не только часы. Любой механический предмет. Лишь бы в нем не было ничего электрического. Вот как только оказывается, что сие приспособление надо включать в розетку, моя бездарность расцветает пышным цветом.
А еще я, наверное, могла бы стать неплохим художником по металлу. Вот только хобби это слишком уж дорогостоящее. В моем детстве маменька бы ни за что не подписалась на приобретение столь дорогих и травмоопасных игрушек, поэтому недолгие занятия в возникшем и сразу завянувшем кружке не могли дать мне возможности развить свои способности. Но ощущение упоения податливостью раскаленного металла осталось навсегда. Чуть ли не единственный раз в жизни я почувствовала тогда восторг творчества. Я не рисую, не пишу стихов, не играю на музыкальных инструментах. Мне не дано творить. Только металл увлек меня, поманил невероятными возможностями, полетом освободившейся фантазии.
Возможно, мне не следовало идти учиться на филфак, а стоило податься в подмастерья к ювелиру, чтобы найти свое самовыражение. Но маменька удавилась бы, останься я без высшего образования. А потом, после универа, нужно было становиться взрослой и самостоятельной, идти работать, и стало как-то совсем уж не до того, чтобы переквалифицироваться. Если честно, до сих пор жалею.
С работой у меня с самого начала не сложилось. Я пришла в школу в надежде получить часы, а мне предложили поработать делопроизводителем, пока эти часы появятся. За четыре года так и не появились. И это называлось моей взрослой жизнью. По идее из таких, как я, должны получаться церберы секретариата, но я люблю детей. Может быть потому, что мне нравится видеть в них то, чего никогда не будет у меня самой. Так что я еще немного жалею и о том, что так и не поработала педагогом.
Ну а потом я попала в этот сувенирный магазинчик в аэропорту, как я уже говорила, по блату.
Я обжилась здесь. А что еще оставалось делать, если приходится проводить по 12 часов на рабочем месте. И хотя иногда бывал такой наплыв народа, что я не то, что поесть, в туалет сходить забывала, в основном в магазинчике было тихо.
Шеф был щедр. Под стойкой мирно сосуществовали маленький литровый чайник и кофеварка-минутка, а на единственном, свободном от стеллажей простенке гордо покоился небольшой плазменный экран. Плеер мы со сменщицами купили вскладчину. В общем, здесь можно было тихо скучать хоть сутки напролет. Но мне, почему-то, все время хотелось занять чем-то руки. Странное такое желание для человека, который ни черта не умеет делать нормально.