Лики зазеркалья
Шрифт:
Не водите в кондитерскую голодного ребенка! Сначала я объедалась глазами. Клубки разной толщины проволоки переливались всеми цветами радуги: от зеленовато-белого до сине-черного. Казалось, какой-то безумный художник смешивал краски, используя вместо гуаши или масла металл. Я в жизни не смогла бы предположить, что существуют такие сплавы. Этим не макраме плести, а картину писать. А потом я к ним прикоснулась.
Вам доводилось слушать органную мессу? Нет, не в записи, преобразованную электроникой в нечто растиражированное и безликое, а вживую. Я не правоверная католичка, и мои отношения с Богом, если предположить, что я в него все-таки верю, примерно такие
И вот теперь во мне снова зазвучал орган. Я водила кончиками пальцев по разноцветным металлическим клубкам, и каждый из них отдавался во всем теле своей вибрацией, а все вместе складывалось в какую-то неземную гармонию. И она сметала все на своем пути. Все мои прежние страхи, комплексы и неверие, все обиды и подлости, все невыплаканные слезы и осмеянные надежды. Я возрождалась. Или рождалась заново. Я нашла то, что искала всю жизнь, даже не понимая, что не жила до сих пор по-настоящему. Долгий неправильный и неправедный путь подошел к концу для того, чтобы открыться ровной широкой дорогой к единственному возможному будущему.
Не знаю, что выражало мое лицо. Кажется, я даже застонала от восторга. Я не могла, не хотела выпустить из рук это чудо, отныне составлявшее часть моего существования. И все же многолетняя привычка загонять себя в жесткие рамки заставила меня спуститься с небес на землю. Я посмотрела на Дил-Унгара. И остолбенела. Его лицо зеркально отражало все мои чувства.
— Рен-Атар! — прошептал он.
— Ч-что?… — я медленно приходила в себя, — Простите… Простите, ради Бога, — я вконец смутилась, — Просто они так прекрасны!
— Ты услышала их, — это прозвучало не вопросом, а утверждением, поэтому я кивнула, — Ты… сможешь?…
— Да! — я могла бы заорать это "да" так, что было бы слышно в другом полушарии.
— Хорошо! Когда? Когда мне придти?
— Да хоть завтра! — мне было так легко, что я засмеялась, — До завтра я обязательно что-нибудь сделаю.
— Я приду.
— Да! Пожалуйста! Приходите! Я… — я растерялась, не зная, что сказать. Слишком много еще не определившихся, но таких радостных и в то же время тревожных чувств смешалось в душе, — Господин Дил-Унгар, я не знаю почему, но мне кажется, что я не должна никому это показывать. Я… я права?
Он кивнул.
— Ну, так вот… А я… Мне очень нужно, чтобы вы оценили. То, что получится. Вы… приходите, хорошо?
— Синдин Дил-Унгар к вашим услугам, прекрасная госпожа Рен-Атар, — он низко поклонился, — Я обязательно приду завтра, чтобы увидеть новое чудо.
Как у меня глаза из орбит не вылезли, я не знаю. Прекрасная госпожа? Это он мне? Но, пока я хватала ртом воздух от потрясения, Синдин Дил-Унгар скрылся за дверью и исчез, как всегда, в неизвестном направлении.
А до конца своей смены я сплела странную штучку, вроде подвески. Она имела форму неправильной семиконечной звезды, в середину которой было вплетено нечто, напоминающее тоже неправильный полумесяц. Звезда была синей с золотыми лучами, а полумесяц отливал медью. Пока мои пальцы
Если бы я могла, я, наверное, не выпускала бы этот прекрасный металл из рук ни на минуту. Но я обещала Дил-Унгару никому его не показывать.
Сегодня даже матушкино вечное недовольство не могло вывести меня из себя. Я была слишком счастлива, чтобы обращать на нее внимание. Но, чтобы не нарываться, все-таки удрала спать пораньше.
Вечером я мечтала только о том, чтобы поскорее добраться до работы и молила всех богов, чтобы посетителей было не много.
Поработать, конечно, пришлось, куда уж денешься, но все же эта ночь отличалась относительным спокойствием. Когда ждать Синдина Дил-Унгара я не знала. В первый раз он появился до полуночи, во второй — около пяти утра. Мне очень хотелось успеть сделать еще хоть что-то. Почему-то мне казалось, что ему будет приятно увидеть мою работу.
Я успела. Мне даже показалось, что он специально ждал, когда я закончу. На этот раз безделушка имела объем. Это было что-то вроде подстаканника без ручки, правда, для очень высокого стакана. Оно могло быть широким, почти до локтя, браслетом на тонкую, даже детскую руку или чехлом для чего-то, вроде свитка пергамента. С одного края свисали два длинных кружевных ремешка с кисточками на концах. Я не знаю, почему вышла эта штука. Это решала не я, а мои пальцы, но какое-то внутреннее убеждение утверждало, что такой узор должен быть именно на такой вещи. В него вплелись моя радость от работы с металлом, окутавшая ее тайна и готовность защищать ее любой ценой, надежда на лучшее и уверенность в своей правоте.
Я как раз водрузила на прилавок свое творение и рассматривала, что получилось, когда в магазин вошел Дил-Унгар. Я подняла голову и улыбнулась ему. На лице этого странного мужчины застыл такой восторг, словно он увидел нечто вожделенное, но давно утерянное.
— Разящая Секира! — выдохнул он, будучи не в состоянии отвести глаз от безделушки.
Я не поняла, что он имел в виду, и решила, что это просто такой оборот, вроде "Боже мой".
— Вам нравится, господин Дил-Унгар?
— Нравится? — на его физиономии отразилось искреннее удивление, — Это чудо! Я уже чувствую, как она ляжет в руку.
Она? В руку? О чем это он?
— О, прекрасная госпожа! — нет, это точно формальное обращение, — Я не думал, что доживу до этого дня. Вы… вы сделали счастливым не только меня, но и весь наш народ.
Мне показалось, что, еще чуть-чуть, и он бухнется на колени. Допустить этого я не могла. Не дай Бог, увидит кто-нибудь, потом насмешек не оберешься. Мне, конечно, приятно его восхищение моей работой, но подставляться совсем не хочется. Чтобы предотвратить эту катастрофу, я быстро вытащила из сумки сплетенный вчера медальон.
— Господин Дил-Унгар… Синдин, да?
— Да, госпожа Рен-Атар, — щеки его слегка порозовели. Надеюсь, от удовольствия.
— Не знаю, в праве ли я просить об этом, но мне хотелось бы, чтобы вот это вы взяли себе, — я протянула на ладони безделушку, — Я сделала ее лично для вас.
Ой-ой-ой! Кажется, я что-то не то натворила! Физиономия моего гостя сравнялась цветом с его темно-красной шевелюрой, глаза полезли на лоб, а квадратный подбородок задрожал мелкой дрожью.
— Г-г-госпожа? — бедненький, аж заикаться начал, — Эт-то с-слишком щедро с вашей стороны. Я… я…