Ликующий джинн

Чирков Вадим Алексеевич

– Костер у помойки, - отвечал ему такой же простуженный голос, - и одно поломанное кресло на двоих - это я тебе, точно, обещаю!

– А еще - шпроты, лимон и сыр, - гнул свое, маловразумительное, Петруха. Он был в том самом широченном пиджаке, поверх которого был накинут старенький плащ с поднятым воротом. Правое плечо у него было поднято до самого уха и этим, видимо, озябшим ухом он все время терся о воротник. Левую руку он держал на сердце.

– Крыша у тебя не протекла?
– предполагал Гоги.
– Шпроты и сыр! Ну и память у тебя!..
– На нем была незастегивающаяся

куртка в сальных пятнах, с оторванным левым карманом и очень коротким воротом. Он часто поднимал плечи чтобы согреть этим куцым воротом затылок.

– Да пойми же ты!
– рубил воздух красной иззябшей ручкой бывший кандидат наук.
– Не уважать его - не уважать себя! Хоть что-то все равно должно оставаться на пьедестале!

– Ты бы о пьедестале раньше думал, - охоложивал его вдобавок к дрянной погоде Гоги-Егор-Кондрат.
– Раньше - понял? Совсем ты меня заморочил!

Славик ничего не понимал в этом разговоре; "дворяне" стояли на разных позициях и говорили на разных языках.

– Вожжа тебе под хвост не попала?
– интересовался Гоги.
– Вдруг вспомнил черт-те о чем! Лимон, шпроты... Ты еще устриц закажи! А бычки в томате уже не про тебя? Я знаешь что сейчас сделаю? Выпью свою половину, а ты со своей иди искать камин и неспешного собеседника. Нога на ногу... Дай сюда бутылку!

Петруха снова схватился за сердце.

– Не ломай кайфа, Игорь, - неожиданно мягко сказал он.
– Я в самом деле, кажется, заехал не туда. Пошли куда скажешь.
– Он проглотил слюну.

Оба собеседника, все еще переговариваясь, повернулись к арке и пошлепали во двор. Славик стал протискиваться сквозь людскую толчею за ними. На всякий случай он прятался за спинами прохожих, а под аркой прижался к стене.

Двор парочка пересекла быстро, Славик не рискнул выйти из-под арки и следил за собутыльниками из-за угла. Они подошли к подъезду в таком же семиэтажном доме напротив его квартиры и скрылись в нем. Куда они могли пойти там, он знать не мог, но предположил, что, скорее всего, поехали на седьмой этаж; за ним, если подняться чуть, был вход на чердак. Подвал был кем-то занят под склад.

Ничего интересного из разговора двух пьянчуг Славик не выяснил. Обыкновенная перебранка алкашей, правда, чувствуется их "происхождение". Он поплелся к своему подъезду; сначала поплелся, потом впомнил вдруг, что дома его ждет компьютер, и понесся к дверям стрелой.

А в лифте, в лифте до него дошло, он понял, из-за чего спорили-ссорились Петруха с Гошей, упоминая то шпроты, то лимон, то сыр... Они ведь говорили оконьяке! О том, чем полагается его закусывать! Примерно то же перечислял как-то папин приятель, который всегда приходил в гости с диковинной бутылкой. "К хорошему коньяку - лимон, сыр, сыр - и только!
– настаивал он.
– Нажираться в этом случае просто преступление!"...

Коньяк наверняка был у Петрухи, недаром он все время держал руку на сердце. Славик подумал даже, что ему неможется. Просто там была заветная бутылка!

Точно, коньяк! Он как-то связан с его невидяйкой. Как?..

Приятели сейчас уже, наверно, на чердаке,

устроились на чем-то удобном и при свете свечи потихоньку дудлят дорогое спиртное, роняя соответствующие напитку слова. А вокруг них пыль, хлам...

Вбежав домой,Славик сразу же набрал номер телефона художника.

Знакомое потрескивание бороды.

– Дядя Витя, откуда вы знали про коньяк?

– А что - пьют?

– Сейчас на чердак, наверно, пошли. Я о нем по закуске догадался. Они про нее говорили. Петруха выступал: лимон, мол, к такому напитку, шпроты... а Гоша крыл его. Потом договорились и пошли.

– На чем же они, интересно, остановились?

– На бычках в томате.

– Так, так, - ответил, размышляя, Кубик, - Значит, все-таки коньяк... Это, конечно, ничего еще не доказывает, но дает повод для... Ты говоришь, на чердак?

– Там больше некуда. В подвале теперь склад, а знакомых у них в том подъезде нет.

– Послушай... а ты сможешь мне их показать?

– Сейчас?

– Да нет, завтра, послезавтра.

– Смогу, наверно. Увижу и сразу позвоню. Только ведь надо будет быстро приехать.

– Я приеду, - пообещал Кубик.
– Когда такое дело...

– А какое дело, дядя Витя?

– Слава, я не Настя Каменская, я могу ошибаться. И вообще я больше художник, чем следователь. Звони, - и положил трубку.

Хотя Кубик ничего не пообещал, но в Славике начала благотворно растворяться крупинка надежды, оставшаяся после разговора.

ВОРОБЬИНАЯ КАПЕЛЬ

Один очень хороший писатель сказал как-то, что у слов тоже бывают приключения. Как и у людей, бродячих собак (домашние о них только мечтают), у дворовых кошек (у этих приключений хоть отбавляй), ворон, голубей и воробьев. Не так уж давно была написана интересная строчка: " ...палое небо с дорог не подобрано..."

О чем она? Как случилось, что небо упало?! Почему оно на дорогах?! Какой Атлант* поможет людям поднять небо туда, где оно недавно было?!

Это приключения слов. Добавлю: приключения глаз. Еще добавлю: приключения ума. Ума поэта.

Догадались теперь, о чем он написал? Ну, конечно! Поэт писал всего-навсего... о лужах на дорогах после дождя. В них отразилось (упало) голубое небо с облачком посредине.

Интересно жить поэтам. У них что ни день - приключения...

Или вот еще строчка: "Хитрой змейкой из сугроба выбирается зима...".

А эта о чем? Что за змейка? И что она, не носящая, как известно, шубы, как медведь или енот, делала в сугробе? И почему змейка - зима?

Славик стоял и смотрел на тонкий извилистый ручеек, выбегающий из сугроба на внешней стороне тротуара. Ручеек спешил пересечь тротуар, чтобы нырнуть в быструю мартовскую воду на мостовой. На маленькой головке змеи-ручейка сверкали два глаза.

На последнем уроке Славика вызвали вдруг в учительскую. Он испугался лишь слегка, потому что больших грехов за собой в этот день не чувствовал. На всякий случай перебрал все. Ну, толкался, ну, бегал на перемене, ну, Светке Чебукиани сказал, что она дура... Может, пожаловалась?