Ликвидация
Шрифт:
Руководство во главе с первым секретарем обкома Кириченко и председателем облисполкома Горловым, не дожидаясь реакции Жукова, поспешно сгруппировалось за его спиной. Появился и ребенок. Это был чисто вымытый по случаю и буквально хрустящий накрахмаленной рубашкой очкастый пионер, подобострастно смотревший на маршала. Гоцман встал рядом с фотокором. Машинально хлопнул себя по карману, но тут же подумал, что курить в такой ситуации вряд ли позволительно.
— Чуть левее!.. Чуть правее!.. — бодро командовал фотокор «Черноморской коммуны». — Алексей
Первый секретарь обкома заулыбался еще шире.
В этот момент через чугунное ограждение перемахнула чумазая маленькая фигурка. Охранник в последний момент успел ухватить пацана за рубашку. А тот огласил окрестности диким криком:
— Дядя Жора! Дя-я-ядя Жо-о-ора-а-а!
— Это что тут за племянник?.. — Суровое лицо Жукова разгладила неожиданная улыбка.
— Я — Мишка Карась! — завывал пацан. — Я тоже сфоткаться хочу!.. Для «Черноморской коммуны»!
— Тащи его сюда! — рассмеялся маршал. Охранник, пыхтя, приволок Мишку к Жукову. Карась как ни в чем не бывало бойко протянул командующему ладонь:
— Здрасте, дядя Жора!
— Здорово, Мишка Карась! — Жуков с улыбкой пожал его грязную лапу и обернулся к областному руководству: — Вот каких шустрых мы освободили!..
Лица руководства расплылись от удовольствия. Все улыбались так сладко и кивали так усиленно, что при желании группу можно было принять за дружественную китайскую делегацию.
— А ну, давай с двумя!.. — Маршал неожиданно нагнулся и подхватил на руки полуобморочного пионера и Карася.
— Он грязный, товарищ Маршал Советского Союза, — осторожно кивнул на Мишку фотокор.
— А мы всяких освобождали! Отмоем! Снимай!..
Камера щелкнула несколько раз подряд.
Жуков опустил мальчиков на землю, вытер вспотевший лоб. Очкастого пионера тут же уволокли в толпу, а Мишка, уже окончательно освоившись, снова протянул руку командующему:
— Спасибо, товарищ маршал!
— Бывай здоров, Мишка-одессит! — улыбнулся Жуков.
Сияющий Мишка развернулся было по-строевому на месте, чтобы дать драла, но тут его сгребла за ворот твердая, уверенная рука. Задрав голову, Мишка с тоской убедился в том, что рука эта принадлежала Гоцману.
— Возьмите, товарищ Маршал Советского Союза…
На ладони Гоцмана лежала красивая, с позолотой «омега» на кожаном ремешке, извлеченная из Мишкиного кармана.
Жуков взялся за запястье — пусто.
— Чисто сработано… — Маршал взял с ладони Гоцмана свои часы и, хмыкнув, протянул их Мишке: — Ладно. Дарю.
Все замерли, провожая глазами удалявшегося командующего, а начальник контрразведки округа полковник Чусов бросил одному из подчиненных:
— Разберитесь.
Офицер, козырнув, взял было Мишку за шиворот, но его мгновенно сгреб в охапку Гоцман:
— Сами разберемся, лейтенант…
Совершенно неожиданно, но очень кстати рядом вырос майор юстиции Кречетов с удостоверением в руках:
— Я помощник военного прокурора! А это — начальник уголовного
Лейтенант козырнул и неуверенно отступил. Провожаемые раздраженными взглядами контрразведчиков, Гоцман и Кречетов двинулись к калитке. Под мышкой Гоцман держал отчаянно вырывающегося Мишку Карася.
— Ну харэ, Давид Маркович! — пыхтел пацан, суча руками и ногами. — Отпускайте уже, люди ж смотрят!..
— Ага! Щас! — ядовито отозвался Гоцман, обернулся к Кречетову: — Кстати, шо это вы мене в начальники УГРО записали?
— Чтобы покороче, — объяснил Кречетов. — И куда его теперь?
— Надо в детский дом. Да так, шоб голову на место поставили. А то ведь колонией закончит… Ему до двенадцати лет всего три года осталось, а там — привет, указ «семь-четыре-тридцать пять»…
— Слушайте! — осенило Кречетова. — На Фонтанах, я слышал, недавно открылся интернат. Дипломатический, с углубленным изучением английского… Как раз для таких шустрых.
Актовый зал дипломатического специнтерната № 2, располагавшегося на 17-й станции Большого Фонтана, был украшен огромным портретом Сталина в форме генералиссимуса. Чуть ниже красовался на стене кумачовый лозунг «Да здравствует Советская Армия — армия-освободительница!» Стоя под ним, старательно тянул трудную песню небольшой детский хор. Лица мальчиков, затянутых в строгие черные кителечки с воротниками под горло, были красны от жары и усердия. Они пели «Артиллеристов» и одновременно разглядывали незнакомого дядьку в пиджаке и вытертых галифе, который сидел напротив рядом с одноруким директором интерната — капитаном второго ранга. Иногда их заслонял дирижер — немолодой капитан-лейтенант, и тогда хористы вытягивали шеи, чтобы лучше рассмотреть гостя.
— Если б с первого сентября, то еще можно было бы рассмотреть, — прошептал директор, склоняясь к Гоцману. — А сейчас!..
— Та нельзя до сентября, — горячо зашептал Гоцман. — Сейчас же надо!
Директор поднял палец, и Гоцман невольно умолк. Несколько секунд они слушали хор.
— Стоп-стоп-стоп… — Директор неожиданно поднялся, пошел к хористам. — Очень хорошо. Но надо жестче, по-военному! Песня-то какая! А?! Давайте еще разик!
«Артиллеристы — Сталин дал приказ! Артиллеристы — зовет Отчизна нас!..» — покорно грянули ребята под аккомпанемент двух трофейных аккордеонов.
Директор послушал, удовлетворенно склонив голову набок, кивнул дирижеру и вместе с Гоцманом вышел из актового зала.
— До сентября он уже до колонии допрыгается! — продолжал убеждать гость. — Потеряем парня!
— Понимаю, товарищ подполковник, — размеренно кивал директор. — Очень даже понимаю!.. А вот мест нет. Планируем расширяться, но пока — увы!
— Да он пацан сообразительный, — гнул свое Гоцман. — Золотой пацан! Умный каких не знаю…
Они зашли в кабинет, где их ожидали Мишка Карась и Кречетов.