Лили. Ведьмина внучка
Шрифт:
Слухи, которыми поделился с Лили Ковальски, подтвердились.
Через несколько дней, ранним утром девочка возвращалась с рынка, ей удалось купить не только молоко, но и разжиться свежими куриными яйцами. Лили спешила домой, собираясь приготовить завтрак себе и Лелеку.
Ее внимание привлекли приглушённые рыдания. Девочка завернула в подворотню, на звук плача, и увидела избитую Маддалену, с новехонькой шубы свисали разорванные рукава, на скуле красовался синяк, а французская подводка, купленная недавно в аптеке, оставила некрасивые разводы.
— Что,
— Давай я помогу тебе, — Лили помогла подняться избитой женщине. — Кто тебя так?
— Наши бравые гвардейцы. И ты даже не спросишь, за что?
Лили вела Маддалену в аптеку.
— Я предательница, аптекарша, я коварная предательница. Мне претит батрачить в трудовых лагерях за кусок хлеба, на фабриках за два куска. Ты знаешь, что забрали Шнайдеров?
Лили вспомнила, что фрау Шнайдер должна была прийти за новой порцией микстуры, и так и не пришла.
— Шнайдер работал на обувной фабрике у Коха. На самом деле Кох помогал семьям сбежать в Швейцарию, мне рассказала об этом его любовница, мы ходим к одному куафюру. Коха расстреляли, Шнайдера должны были депортировать, госпожа Шнайдер с дочкой поехали вместе с ним. Я не знаю, что с ними стало, может, попали в лагеря, а может, что и похуже. Ты знаешь, что цыган целыми семьями наши бравые защитники отправляют в газовые камеры? Неугодные семьи тоже. А я просто хочу жить, аптекарша. Хочу сытно есть и спокойно спать, и не хочу думать, что завтра гвардия придет и за мной тоже. Вот увидишь, рано или поздно за всеми придут, за всеми.
Маддалена заканчивала рассказ уже в аптеке. У Лили опустились руки с бинтом, смоченным в скипидаре, которым она обрабатывала синяки женщины. Неужели фрау Шнайдер больше нет, и ее милой златовласки-дочки тоже?
Девочка закончила обрабатывать раны Маддалены. Проснувшийся Лелек в мятом халате стал открывать какие-то ящики, потом вывалил перед женщиной коробочки с косметикой.
— На. Дарю. Найди себе другую аптеку. Выход найдешь сама.
Когда за прихрамывающей женщиной закрылась дверь, Лили, плача, бросилась к Лелеку.
— Это война, Лили, это война. Кажется, мы с тобой остались без завтрака.
Лелек знал о депортированных и пропавших без вести гораздо больше, чем рассказывал Лили, однако, несмотря ни на что, оставался в аптеке, стараясь помочь жителям квартала. В последнее время Ковальски все чаще отпускал лекарства в долг. Он заложил в ломбарде парюру, доставшуюся от маменьки. Этого должно хватить на какое-то время.
Матушка Лелека совершила чудовищный мезальянс. Дочь графа выскочила за конторского служащего, наплевав на волю родителей, желавших пристроить дочь повыгоднее. От маменьки остались драгоценности, да медальон с фотографией, где юная девушка радовалась жизни и любимому мужчине.
Глава 17
Лили казалось, что жизнь стала похожа на несущийся поезд. Жителям квартала запретили выходить за пределы стены, а гвардейцы стали зверствовать еще больше. Теперь людей регулярно собирали на площади, и стражники зачитывали списки тех, кто по каким-то неведомым причинам, признавался неблагонадежным. Власти разлучали семьи, те, кто пытался возмущаться, получали
Теперь в аптеке круглые сутки находились люди. Посетители старались улыбаться, читали контрабандную прессу, которую неведомым образом доставал “из-за стены” Юлиус, делали вид, что радуются победам кенига, и притворно сочувствовали потерям войск союзников. Почти все считали, что война будет еще длиться и длиться.
Иногда Лили думала, что жизнь в обнесенном стеной квартале страшнее боев и бомбежек. Они с Лелеком не успевали привыкнуть к кому-то, как сразу же становились свидетелями того, как этого человека забирали. Очень часто за депортируемым следовала вся семья.
Лелек, как мог, помогал жителям квартала и в этих безвыходных ситуациях, отправляясь за заказанным морфием, порошками и тинктурами, Ковальски, по просьбам жителей, прятал у доверенных людей “за стенами” немногое нажитое оставшихся в квартале людей. И конечно, аптекарь регулярно снабжал опиатами и стражу.
Лили бежала домой, сегодня стражники объявили об очередной депортации. Девочка заметила мальчишек, играющих в футбол. Если еще полгода назад ребятня была похожа на обычных играющих детей, то сегодня Лили отметила и их прозрачную худобу, и затравленные глаза, и готовность бежать при малейшем звуке шагов или поскрипывания автомобильных шин.
Девочка вытащила из кармана горсть леденцов, которыми с ней делился Лелек. Теперь им далеко не всегда удавалось нормально поесть, а леденцы притупляли ноющее чувство голода. Лили с Лелеком укрывали очередную семью от депортации. Девочка грустно улыбнулась, вспоминая, как главы семейств, вместе с детьми, пытались уместиться у нее под кроватью. Лили шептала заклинание отвода глаз, немногое, чему успела научить ее бабушка. Лили в последнее время часто жалела, что бабушка умерла слишком рано, и не успела научить ее магии. Хорошо, что у нее остался травник, и что Лили всегда прислушивалась к бабушкиным словам.
И вот, на площадь снова вывели жителей, некоторые из которых покинут квартал в неизвестном направлении. Сегодня среди неблагонадежных оказалась и супруга известного хирурга Розенбаха, который “дружил” с гвардией. Лили знала, что доктор Карл помогал жителям квартала перебраться в Америку, Швейцарию или Португалию. И вот сейчас в грузовик загнали и медика с супругой.
Лили видела, как супруга Розенбаха, всегда такой улыбчивая и вежливая, плакала и умоляла мужа сообщить гвардии о том, кто он такой.
— Нет, Эмма, я поеду с тобой, и это не обсуждается! — твердил доктор, а сам обнимал плачущую супругу и сухими губами вытирал слезы. — Вместе до конца!
У девочки сжималось сердце, глядя на эту пару. Им с Лелеком удалось спасти семью молочника, о которой гвардия на время “забыла”. И как больно оттого, что они не могут спасти всех.
Глава 18
Стража кенига, подобно гигантскому голодному удаву, захватившему жертву, ещё больше сузила кольца: квартал обнесли колючей проволокой, а тем жителям, чьи окна выходили в сторону разоренного войной города, запретили выходить на балкон.