Лилии над озером

Роксана Гедеон

–– Проснитесь, мадам, мы почти приехали, – негромко отозвался Селестэн.

–– Я давно уже не сплю, мой друг.

Низкорослые бретонские кони были привязаны к дубам во дворе Белых Лип и грызли кору с деревьев. Людей не было видно, но это казалось естественным в столь ранний час. Никто не выбежал навстречу нашей коляске. Поместье выглядело сонным и умиротворенным. Совсем не похоже было, что здесь умер хозяин, и знаков траура нигде не замечалось. Это соображение придало мне сил. Я сама соскочила на землю и, несмотря на то, что ноги у меня были деревянные,

поспешила в дом.

Тяжелая главная дверь, к счастью, была открыта. Я поспешно поднялась по лестнице, озираясь по сторонам, и уже готова была громко позвать кого-нибудь, но в этот миг увидела спускающегося по ступеням Гариба. Через его плечо было переброшено полотенце, а в руках индус нес поднос с ножницами и ворохом окровавленных бинтов.

Зрелище это было зловещее, но все же я бросилась к Гарибу, и весь мой вид в тот миг выражал вопрос. Я боялась задать его вслух. Гариб поклонился, обнажив в скупой гримасе острые зубы.

–– Хорошо, что вы приехали, госпожа. Он иногда зовет вас.

У меня как камень с души упал.

–– Он? – переспросила я сдавленно. – Герцог?

–– Да. Хозяин очень тяжело ранен, госпожа.

–– И… он не умер?

Гариб блеснул белками.

–– Нет. Я сказал так, госпожа, чтобы вы быстрее приехали. Хозяин очень-очень ранен, госпожа.

Мне на миг стало так легко, что я зашаталась и принуждена была ухватиться за перила лестницы, чтобы не упасть. Александр жив. Ну, конечно, я была права, когда не верила! Я сердцем чувствовала, что это не так. Так и получилось. Господь Бог слишком милосерден, чтоб допустить смерть Александра.

Потом я стала размышлять и вдруг поняла, как жестоко поступили со мной самой. Какой страх я пережила, в моем-то положении! Черт возьми, этот дикарь слишком далеко заходит! Прищурившись, я зло спросила:

–– Так ты все выдумал? Ты посмел так меня напугать?!

–– Я же не знал, захотите ли вы приехать, госпожа, если вам сказать, что господин только ранен.

Ярость захлестнула меня. Еще неизвестно, чем закончится выходка этого индуса, не потеряю ли я ребенка! После такой бешеной поездки все возможно! Не помня себя, я рванулась к Гарибу и замахнулась на него кулаком, целясь прямо в лицо, – это должна была быть даже не пощечина, а настоящий тумак.

Он, мерзавец, ловко уклонился, вернее, присел, но я все же сбила с него тюрбан, а потом, так же яростно ударив наугад, выбила у него из рук поднос.

–– Ты, выродок! Ты хоть знаешь, что я чувствовала все эти часы?!

Гариб молча выпрямился, блеснул глазами и стал поднимать тюрбан и поднос. Я наблюдала за ним, задыхаясь от гнева. Конечно, я понимала, что драться не следовало и что от такого дикаря, как Гариб, за подобное поведение можно ожидать чего угодно. Но я не жалела о своем поступке. Надо было положить этому конец, этот слуга слишком долго надо мной насмехался!

–– Где герцог? – спросила я, наконец, зная, что на этот вопрос он мне

ответит.

–– У себя. Сейчас господин доктор будет его лечить.

У меня не вызвало

удивления то, что доктор появился только сейчас, по сути, одновременно со мной, хотя Александр, судя по всему, был ранен уже довольно давно. Я знала, как трудно разыскать в округе д’Арбалестье в таких непредвиденных случаях, и как тягостно тянутся минуты, когда ожидаешь доктора… Что ж, хоть эта чаша ожидания меня минула. Подхватив юбки, я побежала наверх с бешено бьющимся сердцем. Многое оставалось для меня непонятным, нужно было срочно поговорить с лекарем.

В маленькой прихожей перед покоями герцога я увидела доктора д’Арбалестье: он раскладывал металлические инструменты на сервировочном столике, застеленном полотенцем. Мои шаги прозвучали довольно громко, врач сразу обернулся и поспешно приложил палец к губам. И только потом, похоже, узнал меня.

–– Вы, мадам? Приветствую. Ну-ка, помогите служанке щипать корпию.

Это задание, данное сходу, ошеломило меня. Я машинально вымыла руки, наблюдая за действиями д’Арбалестье, потом присела рядом с Марианной и стала делать то же, что и она, но, наконец, не выдержав, громким шепотом произнесла:

–– Господин доктор, ради всего святого! Как обстоят дела?

–– Ваш супруг ранен, мадам, и его состояние довольно серьезно.

У меня ком подступил к горлу. Я проговорила:

–– Господи Иисусе! А что собираетесь делать вы?

–– Извлекать пули из его груди.

–– Пули? – переспросила я. – Разве их много?

–– Вероятно, бывает и больше, но ему тоже досталось немало.

Он был явно огорчен положением своего пациента и, поскольку не знал о моей беременности, безжалостно перечислил: у Александра две пули сидят в груди, еще одна раздробила локоть, а последняя глубоко задела правый бок, возможно, повредив почки. Я слушала с округлившимися от ужаса глазами. Мои руки перестали щипать корпию и бессильно упали на колени.

–– Боже мой! – прошептала я. – Так он выживет?

–– Посмотрим. Я отправил дикаря за веревками.

–– За веревками! – повторила я. – А зачем же веревки?

–– Чтобы извлечь пули, надобно связать раненого.

–– Он… разве он в сознании?

–– Нет. Он бредит и всех отталкивает.

Помолчав, доктор добавил:

–– Будь он в сознании или нет, он может помешать операции, почувствовав боль.

В этот миг я очень ясно чувствовала, как бьется у меня сердце. Ощущение это было тягостнейшее. Пересиливая себя, я спросила:

–– Кто стрелял в него, доктор? Что произошло?

–– Затрудняюсь сказать, сударыня. При сем прискорбном случае я не присутствовал.

Я едва сдерживала рыдания и поэтому лишь наполовину воспринимала то, что дальше рассказывал д’Арбалестье. Он сказал, что приехал три часа назад, осмотрел и перевязал герцога. Была надежда, что раны в груди затянутся, несмотря на то, что пули не вышли, но эта надежда растаяла: раны не затягивались, а наоборот, кровоточили и сильно воспалились. Д’Арбалестье пришел к мнению, что операция неизбежна.