Лилии распускаются в полночь
Шрифт:
Я поднялась на шлюпочную палубу и забарабанила в громовскую дверь.
– Что, пожар? – съехидничал он, пропуская меня внутрь.
– Последний владелец люкса пропал. Директор заявил, якобы он уехал своим ходом в Москву, но я знаю, что это ложь.
– И тебе привет. Почему ты считаешь, что это ложь?
– Почему?! Ты издеваешься?!
– Не надо так со мной разговаривать. Если у тебя эмоции хлещут через край, тогда сядь посиди, успокойся. Налить тебе чайку?
– Некогда! Некогда! Идем! – Я схватила Владлена за
– Господи, за что мне это…
– Так, давай договоримся. Я прощаю тебе воровство вещественной улики, а ты сопровождаешь меня в местный морг.
– Здесь морг имеется? Приятная неожиданность.
– Не надо выпендриваться. Ты же сам сказал, что знаешь об этом, еще когда умерла актриса.
– Во-первых, последний человек, который разговаривал со мной так…
– …Любуется крышкой своего гроба, я помню, – с готовностью сдала я экзамен.
– Вот, а во-вторых, ты первая украла у меня ежедневник, я просто отплатил той же монетой, так что давай ты не будешь давить на жалость и мнимые обязательства.
Я отпустила его руку.
– Ну хорошо. Вот тебе иной аргумент. Ты расследуешь дело об убийстве своего друга Геннадия?
– Ну.
– Да или нет?
– К чему ты ведешь? – вздохнул он.
– Ты не можешь отрицать, что исчезновение Никиты, последнего жившего в люксе человека, связано со смертью Еремеева, первого жителя этого люкса. Помогая мне, ты помогаешь сам себе.
Думал он быстро.
– Этот аргумент принимается. Веди.
Я повела, однако не преминула напомнить, что он знает, где это, так как запирал в этом помещении мою подругу с ее ухажерами.
– Ничего я не знаю, – заотрицал очевидное Громов. – Их закрывал там не я, а те, кого я об этом попросил.
Мы спустились в трюм, и я посоветовала ему вести себя тише. И сама замолчала. Мы крадучись пробрались к холодильнику. Я отодвинула массивную щеколду, которая, к сожалению, издала шум, невзирая на мои попытки сделать это беззвучно, а Владлен толкнул дверь.
– Ключ! – запоздало вспомнила я. – Он остался у Юльки. Или у кого-то из парней. Придется возвращаться.
– Ничего и не придется, – сурово вымолвил Громов, который, оказывается, не терпел сворачивать с выбранного пути.
Отошел на два шага и попробовал выбить дверь ударом ноги. Не вышло. Попробовал еще раз.
– Умоляю, тише! – пищала я, но было поздно: из подсобного помещения вышел человек в колпаке и переднике. Очевидно, повар.
– Э, молодые люди! – бросился он к нам. – Что это вы удумали? Оставьте дверь в покое.
Спутник повел себя неожиданно. Схватил повара сзади за шею, с силой припечатал его лицом в дверь и свирепо прошептал:
– Открывай.
От его тона мне сделалось не по себе. До встречи с этим странным человеком я думала, что вызывать испуг может только крик. Либо негромкий, но суровый тон. Но никак не шепот.
Не по себе было не только мне:
Когда дверь открылась, повару была дарована свобода, которой он с благодарностью воспользовался, то бишь пропал с глаз в ту же секунду. А мы в свой черед кинулись к оцинкованным полкам.
Здесь меня поджидал сюрприз. Все они были пусты. Все!
– Опоздали, – ахнула я.
– Может, объяснишь наконец?
Пока я рассказывала в мельчайших деталях, что обнаружили здесь друзья, в помещении появился Ефим Алексеевич в сопровождении повара. Он был взбешен.
– Вы что себе позволяете? – весь свой гнев он обрушил почему-то на одну меня. Откуда он мог знать, что это я привела сюда Громова, а не, скажем, наоборот? – Вы переходите всякие границы! Еще раз влезете туда, куда не следует…
– Слышь, ты! – начал Громов, повышая голос. Вот уж не знаю, что было удивительнее: то, что он проявил голосом эмоции, чего категорически не любил, или то, что он за меня заступился. – Еще одна угроза в ее адрес и, клянусь, тебя найдут мертвым в какой-нибудь подворотне, а для ментов это будет очередной висяк.
Ефим налился красным цветом, уставился на Громова, соображая, как ему подостойнее ответить, но не нашелся и молча вышел.
– Запахло жареным, и он тут же избавился от трупов, – поделилась я со спутником соображениями по пути к каюте.
Внезапно он высказал иную точку зрения:
– Не думаю, что это так. Тела не могут возить на круизном теплоходе до бесконечности. Скорее всего, их сдали в городской морг.
– Но теперь мы не узнаем, сколько тел было! Соответственно, неизвестно, остался ли Никита жив.
– Боюсь, что нет, – равнодушно пожал он плечами.
Мы как раз достигли лестницы, я выразительно фыркнула в ответ на его замечание и отправилась дальше по коридору, а он стал подниматься.
Когда я зашла в номер, то сперва подумала, что Юлька еще не вернулась, но потом заметила свет, сочащийся из-за неплотно притворенного входа в санузел, и услышала звук струящейся воды.
Я сидела и думала над расследованием, но Образцова не выходила слишком долго, и я начала беспокоиться. В итоге я направилась туда и постучала.
– Юль, ты здесь? Все в порядке? – Она не отзывалась. Тогда я толкнула незапертую дверь. Оказалось, что Юлька тихо плакала, склоняясь над раковиной и пустив воду, чтобы плача не было слышно за пределами ванной. – Что случилось? – кинулась я к ней.
Она нехотя подняла бледное лицо и уставилась в зеркало. У меня сердце сжалось, когда я увидела, сколько скорби в ее глазах.