Лилипут — сын Великана
Шрифт:
— А мы правильно идём? — забеспокоился Пальчик, которому не хотелось делать обидные для людей выводы.
— Скоро доберёмся. Верхнее чутьё говорит… — важно начал Гав. Внезапно у идущей впереди пекинесы развязался шнурок на талии, и на землю, тихонько звякнув, упал кошелёчек. Она, не заметив, переступила через него задней ногой, продолжая оживлённо тараторить с подружкой-бульдожкой. Пальчик мгновенно поднял кошелек и протянул его владелице. Она вежливо протявкала что-то — вероятно, «спасибо» — не ему, конечно, а хозяину Гаву, а затем вдруг
На их брехню и ругань заспешил чёрный терьер — постовой.
— Бежим! — вскрикнул Гав и, выпустив «поводок», закинул себе Пальчика на спину.
Схватившись от неожиданности за его уши, тот вихрем поскакал на нём, словно на коньке-горбунке. Что тут началось! Все повыкатывали глаза и поразевали рты. Виданное ли дело? Это всё равно, что где-нибудь у нас по улице пронёсся бы пёс верхом на человеке!
К счастью, всего лишь несколько секунд понадобилось беглецам, чтоб очутиться в заветном парке, — никто даже опомниться не успел.
— Покатался, и хватит, — Гав взбрыкнул, сбросив седока на ворох листьев. — Ну, что я говорил? Мигом добрались! Верхнее чутьё меня не обмануло, — и он важно повёл лапой вокруг. — Видишь?
Пальчик узнал и забор, и калитку, и аллейку.
— За мной! — помчался Гав дальше. Пальчик заспешил следом.
Они быстро свернули туда, сюда, влево, вправо…
Кабина лифта!!!
Пальчик оторвал от ошейника и отбросил в сторону прут-поводок и схватил папину тросточку, подпирающую дверь. Они кинулись в кабину, закрылись, и он поспешно нажал кнопку первого этажа.
Кабина, медно позвякивая на этажах, начала опускаться.
— Спасибо, Гав, — обнял Пальчик за шею пса.
Пёс лишь что-то невразумительно проворчал по-собачьи и лизнул его в нос. И Пальчик окончательно понял, что они, наконец, у себя: Гав разучился говорить.
Дома мама встретила Пальчика по меньшей мере странно — как ни в чем не бывало.
— А, это вы, — сказала она, открыв на торопливый стук дверь. — Сынок, ты что, ключ потерял?..
Пальчик недоумённо взглянул на Гава: а ты, мол, заверял — обрадуется! Гав же покосился на него так, словно говорил: а ты утверждал, что нам влетит!
Затем мама с интересом посмотрела на вывороченную наизнанку одежду сына:
— А что! Для твоего будущего номера — уж не знаю какого — наряд вполне оригинальный. Только не пойму, зачем ты ошейник себе нацепил. Что же вы не погуляли? — вдруг поинтересовалась она.
— Не погуляли?! — вскричал Пальчик. Мама посмотрела на часы:
— Через три минуты вернулись. Ну ладно, скорей переодевайся, мой руки — и обедать. И где ты так быстро испачкался? В траве какой-то, весь мятой пропах!
Пальчик только радостно улыбался.
— Постой, — спохватилась
Папа вошёл в переднюю.
— Старик, тебе не кажется, что ты растёшь? — не сговариваясь с мамой, сказал он, удивлённо глядя на сына.
Пальчик посмотрел на свои ноги. И правда, то ли брючины укоротились, то ли он вытянулся.
— Ну-ка, — папа подвёл его к дверному косяку, где одна над другой виднелись карандашные чёрточки, и сделал новую отметку. — На целых четыре сантиметра повзрослел!
— И всего за какие-то три минуты! — изумлялась мама. — Я думаю, тебе твой Гав помог. Обычно ты мало двигаешься, а теперь бегаешь с ним, как заводной.
Чудеса! Сам Пальчик был поражён ещё больше: во-первых, здесь прошло всего три минуты, а там, на «шестом этаже», — больше полутора суток; во-вторых, он неожиданно подрос на столько, на сколько раньше ему потребовалось чуть ли не два года.
Если б родителям было известно то, что знали они с Гавом! Но Пальчик решил пока молчать. Взрослые особый народ, могут вмешаться и всё испортить.
За обедом мама хотела дать Гаву котлет, но сын попросил приготовить их псу особо — без перца и чеснока:
— А то нюх слабеет.
Гав с благодарностью посмотрел на хозяина. Или это только почудилось?..
После обеда Пальчик как прилёг отдохнуть, так и проспал богатырским сном до утра следующего дня. Он не слышал, как мама раздела его и протёрла влажным полотенцем лицо, руки и ноги; не видел, как купали и мыли земляничным мылом повизгивающего чумазого Гава; не чувствовал, как потом ночью пёс потихоньку перебрался к нему на постель со своего тюфячка, — спал, и ему снился «шестой этаж», всё, что пережили они с Гавом.
И поэтому утром Пальчику уже казалось, что все их невероятные приключения ему, наверно, приснились. Благоухающий клубничным запахом пушистый Гав лежал поверх одеяла в ногах постели. На стуле аккуратно висел выглаженный костюмчик. На полу стояли начищенные башмаки.
Пальчик встал и взглянул в зеркало. Там отражалась его чистенькая припухшая со сна рожица. Никаких следов вчерашних похождений!
— Гав! А тебе что снилось?
Пёс бросился к нему, запрыгал, завертел хвостом. Что-то залаял и, конечно же, не сказал ни единого слова. Пальчик торопливо оделся, нащупал в кармане ключ и выбежал вместе с Гавом из квартиры.
В лифт они попасть не успели. Какой-то дядька прямо перед их носом гулко захлопнул дверь и поехал вверх. Пальчик внезапно прильнул к стеклу двери — одинокий жёлтый лист, кувыркаясь, слетел с крыши удаляющейся кабины. Увеличиваясь, он планировал всё ниже в лифтовой шахте, пока не очутился за стеклом прямо перед лицом мальчугана.
— Видел, Гав?! — воскликнул Пальчик.
Пёс стоял рядом, опираясь передними лапами на дверь, и тоже смотрел на падающий за стеклом осенний лист. Они невольно оглянулись на открытую дверь подъезда: на дворе стоял зеленый летний июль.