Лилипут — сын Великана
Шрифт:
— А «гав-гав» рождает «гав-гав», — кивнул Пальчик.
— Это ты о чём? — подозрительно спросил пёс.
— О том же. Зло вызывает зло.
— А ты, гляжу, поумнел тут, в собачьем мире, — одобрительно произнёс Гав.
— Нам надо срочно в парк, к лифту! — спохватился Пальчик. — А куда мы едем?
— Пока что, не куда — а от кого?! Думаешь, я теперь знаю, где тот парк?
Город кончился. По бокам густо потянулись деревья.
— Давай назад! — приказал Пальчик.
— Ты что? Там нас вмиг сцапают!
— А пёс с ними! — храбрился
— Пёс с тобой, — строго заметил Гав. Взглянул на него, и они оба засмеялись.
— Что же делать?..
— Машину придётся бросить. Переждать где-нибудь до утра… А утречком, — «мечтательно» произнёс, словно предвкушая, Гав, — поведу я тебя на поводке в парк прогуляться.
Он свернул по узкой дорожке в лес, грузовичок запрыгал на ухабах.
— Машину спрячем, пусть нас поищут… — бормотал Гав. — И сами где-нибудь схоронимся, переждём.
— А что мои родители скажут? — внезапно ужаснулся Пальчик. — Ох, и влетит нам!
— Хуже будет, если не влетит, — глубокомысленно ответил Гав.
— Как?..
— Если мы вообще не вернёмся. Действительно… Пальчик об этом не подумал. На какой-то поляне Гав с налету въехал в кустарник и выключил мотор:
— Надежное местечко… Сразу и не найдёшь.
БРОШЕННЫЙ НА ДАЧЕ
Беглецы выбрались из грузовичка.
— И всё-таки надо уходить отсюда подальше… Мало ли что! — беспокоился Гав.
— А если они вдруг пустят по следу собак-ищеек? — забеспокоился Пальчик.
— Тогда всё, — обречённо сказал пёс. — Гав-гав, и готово! Даже я, не профессионал, и то тебя разыскал. А им, обученным, — плёвое дело. Услышав неподалеку журчание ручья, Пальчик приободрился:
— Ты никогда не видел фильмов о разведчиках?
— Нет…
— Даже по телевизору?
— Я всего неделю назад, у тебя дома, впервые увидал телевизор. Да и то мы, собаки, только сам телевизор видим, а что по нему показывают — нет. У нас своё, особое зрение.
— Поэтому вы и не знаете, что от погони надо уходить по воде, — важно сказал Пальчик. — Вода не оставляет следов.
— М-да, — покачал головой Гав. — Тогда жаль.
— Чего жаль?
— Что мы телевизор не можем смотреть.
— Конечно. Знаешь, какие передачи бывают интересные, да ещё по цветному!..
— По цветному — тем более не можем, — перебил его Гав. — Мы вообще цвета не различаем.
— Значит, у вас всё-всё в черно-белом изображении?
— А у тебя сейчас в каком? — огрызнулся Гав, направляясь к ручью.
— Ну, сейчас ночь…
— Зато у нас всегда изображение чёткое, — заявил Гав, уже шлёпая по мелкой воде. — И в жизни нам это цветное зрение — как пришей кобыле хвост, — обернулся он на идущего следом за ним по ручью Пальчика.
— И где ты таких слов понабрался?
— Где! У буфетчицы Оли, — гордо сообщил Гав.
— Но ты же там по-человечески не понимал.
— А здесь понимаю. Там запомнил, а здесь вспомнил. Осторожно — коряга, —
— Спасибо, — Пальчик перешагнул. — Ну и почему ж вам цветное зрение не нужно?
— А толку от него. Главное у нас — нюх!
— Подумаешь…
— А вот ты видишь, что скоро лес кончится, а за ним стоит одинокий дом и под крыльцом дрыхнет — тоже от буфетчицы Оли словечко — какой-то бездомный человек? Это ты видишь? — повторил Гав.
— Не-ет…
— Я своим нюхом вижу. А ты уж теперь раскрашивай эту картинку в любой цвет, не возражаю.
Пальчик не нашёлся, что ответить.
Гав не ошибся. Проплутав по извилистому ручью, чтобы сбить возможную погоню с толку, они выбрались на пригорок, где за заборчиком стоял одноэтажный дом-конура с тёмным круглым окном-входом, поблёскивающим под луной.
Пошёл дождь…
Как только они тронули калитку, из-под крыльца выбрался какой-то невысокий голодранец. Он мигом надел на себя ошейник и, бренча цепью, стал что-то орать на непрошеных гостей.
Но Гав зарычал, и тот притих. Наверняка в доме никого не было, и сторожевой человек чувствовал себя неуверенно в одиночку. Тем более любая собака была для него каким никаким, а высшим существом. Поэтому он, вероятно, и захотел отыграться на своём малорослом соплеменнике Пальчике, не представляющем никакой угрозы, когда вдруг замахнулся на него дубинкой. Но Гав заслонил собой мальчонку и вновь рыкнул. Человек заскулил, униженно оправдываясь, и посторонился, пропуская их под крыльцо.
Здесь было сухо и мягко. Земля застелена травой, в уголке — миска с большой костью. Голодранец, мгновенно юркнув за ними, спрятал кость в охапке сена.
Дождь, усиливаясь, забарабанил по настилу над головой.
— Хорошо, что дождь, — поёжился Пальчик. — Есть такой фильм «И дождь смывает все следы».
— Пусть смывает, — кивнул Гав.
— Жалко его, да? — поглядел на человека Пальчик. — Собачья жизнь…
— Понятно, жалко. Да только не поэтому. Собачья жизнь тоже разная бывает. Вот у тебя — я жил неплохо. А бывает, приманят летом хозяева бездомного пса, он приживётся на даче, полюбит их, станет нести верную сторожевую службу… Придёт осень, они его бросят и уедут себе в город. А он их ждёт, тоскует и надеется, что вернутся: сегодня, завтра, послезавтра… Ты что, разве не слышал про такие случаи?
— Слышал. Так ты думаешь, он — тоже?… — голос у Пальчика упал.
— Не я так думаю, а так оно и есть, — Гав почесал голодранца за ухом.
Человек добродушно и благодарно заулыбался.
— А что если их всех-всех к нам? — вдруг загорелся Пальчик. — Найдём лифт и… и постепенно всех перевезём! Гениально, да?
— Угу, — с иронией кивнул Гав. — А там их в дур дом, да?.. Бывал я там — во дворе, конечно, — уточнил он. — Нет, Пальчик, у вас своя жизнь, у них своя. Они только с виду на вас похожи, а так они вроде ваших собачек. Тут, Пальчик, другой мир, как на другой планете.