Лилия и шиповник
Шрифт:
— Уважаемый Салед Ад-дин Муртази, ваша деревня задолжала светлому султану триста дирхемов. Он по своей доброте ждал больше месяца, но вы и не думаете платить этот налог. Если вы немедленно не соберете необходимое, я вынужден буду сам взять из ваших домов все мало-мальски ценное. Но зачем же применять силу? Договоримся миром, уважаемый Салед Ад-дин Муртази!
Старейшина деревни отвечал, степенно и размеренно проговаривая слова:
— Напрасно вы вините нас, светлейший Мухаммед Абд аль-Хафид. Мы выплатили
— Султану видней, кто кому сколько должен! — нахмурился сотник. — Ты будешь спорить или согласишься с нашими расчетами?
Ему никто не ответил, повисло напряженное молчание. И всадники, и жители деревни яростно сжимали сабли, готовясь в любую секунду ринуться в бой. Но сотник не желал крови, ему важней было получить долг и удалиться.
— Возможно, ты можешь что-то предложить, уважаемый Салед Ад-дин Муртази? Наш султан добр и справедлив, не так ли? Он с радостью примет от вас дар, равноценный тремстам дирхемам!
Старейшина задумчиво оглянулся, ища поддержки у соплеменников, но мужчины хмуро опускали глаза — никто не хотел расставаться с последним добром. Тогда старик сказал:
— Может быть у наших гостей найдется несколько монет? Спроси у них, уважаемый Мулай Абд аль-Кадер.
— О каких гостях ты говоришь? — насторожился сотник.
— Вчера к нам пришли трое мальчиков и мы приютили их.
— Хмм, это уже интересно! Ну-ка, приведите! Я хочу взглянуть на них.
— Они наши гости, светлейший.
— Ничего, ничего, я лишь взгляну, — усмехнулся сотник.
Мулай Абд аль-Кадер сказал на испанском, что мальчикам лучше выйти во двор.
Генрих показался первым. Он встал прямо перед сотником, не опасаясь копыт его лошади. Жан-Мишель и Мбаса замерли рядом с ним, ожидая продолжения.
— Так, занятно... Двое белых и один черный. Отвечайте, откуда вы и как попали сюда?
— Они не понимают арабский, я переведу, — сказал Мулай Абд аль-Кадер.
Он повторил вопрос сотника по-испански и Генрих вкратце рассказал всю историю со штормом.
Сотник недоверчиво качал головой. Выслушав, он сказал:
— Я никогда не верил ни испанцам, ни французам, ни инглизам. Они все лживые и вероломные собаки. И их дети наверняка точно такие же! Но пусть с ними разбирается наш всемилостивейший султан! Хорошо, мы согласны взять этих мальчишек в счет вашего долга. Если их продать, то как раз наберется две сотни дирхемов.
— Вы же обещали, что нас никто не тронет? — спросил Генрих у хозяина дома, где они ночевали.
— Обещал... Но вы сами видите, эти нукеры сметут нашу деревню в два счета. Мы вынуждены... — склонил голову Мулай Абд аль-Кадер. Он не смог встретиться взглядом со своими бывшими гостями.
— Ну, хватит разговоров. Сажайте их на коней, мы возвращаемся в Рабат!
Трое всадников усадили мальчишек в седла перед собой, и кавалькада помчалась в обратный путь.
Генрих
— Не проговоритесь, что я принц... Здесь и правда никому нельзя верить...
Пыль заклубилась под копытами, а жители деревни понуро провожали взглядами воинов султана.
У себя на родине Генрих никогда не видал столь бескрайних степей. По левую сторону от дороги раскинулась обширная плоская равнина, сплошь укрытая красновато-бурым песком. А вскоре Генрих понял, что от этого песка укрыться совершенно невозможно. Он противно скрипел на зубах, покрывал лицо тонкой пылью, слепил глаза...
Справа Генрих с удивлением рассмотрел белесую поверхность, блестевшую в лучах солнца. Издалека эти небольшие озерца казались покрытыми льдом. Только через несколько часов пути Генрих разгадал загадку — это обмелевшие участки моря, высыхая, превращались в соляные озера. Должно быть, там добывалась соль.
Солнце напоминало раскаленное добела блюдце. Всадники прикрыли лица, оставив лишь узкие прорези для глаз, а мальчишкам пришлось совсем туго — никто о них не побеспокоился. Только Мбаса все так же улыбался, словно ему все было нипочем.
Путь оказался долог и у Генриха было время поразмыслить. Если признаться султану Марокко, что он сын короля, то последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми. Либо султан прикажет доставить принца с почестями к отцу, либо наоборот, начнет требовать для себя нечто запредельное — огромный выкуп, к примеру. Кто знает, какой окажется характер у правителя. Так Генрих ничего и не решил. Доставят его к султану, а там поглядим...
Впереди показались стены какого-то городка и всадники ускорили шаг — им хотелось поскорее устроить привал, отдохнуть в тени.
Город под названием Мид-Эль поражал своей беднотой — невысокие дома, больше походившие на сараи, выстроились в хаотическом беспорядке. Между ними протянулись известняковые плиты и казалось, что жилые кварталы составляют единое целое. Улочки были шириной в два-три шага, раскинь руки и коснешься стен по обеим сторонам.
Лишь в центре городка оставалось свободное пространство. Там расположился рынок и мечеть с высокой башней минарета.
По рынку бродили мулы и ишаки, груженые тюками и мешками с товаром. Народу было не так уж и много, но стоял постоянный гортанный гомон, здесь очень любили поторговаться.
Конный отряд вызвал оживление — оборванные чумазые мальчишки, что мчались за ними от самых ворот, подбежали стайкой и встали поодаль, раскрыв рты. С любопытством поглядывали взрослые, но заговорить не решались.
Сотник Мухаммед Абд аль-Хафид ни на кого не обращал внимания. Остановившись у колодца он, исполненный достоинства, ссадил на землю Генриха, спешился сам и перебросил повод одному из нукеров.
Жестами он указал Генриху на колодец, потом на лошадей. Понятно без слов, надо напоить.