Лилия между тернами

Чередий Галина Валентиновна

Я обвожу пальцами его губы, и они вздрагивают от моего касания.

Моя рука, лаская и запоминая, скользит по его немного колючей щеке и линии челюсти, и Римман издает тихий стон, и его серые глаза темнеют и разгораются только ему присущим мрачным пламенем. Раньше оно пугало меня, приводило в ступор, но сейчас все по-другому.

Теперь знаю, что именно я его причина, и это зажигает меня в ответ.

Я приподнимаюсь и касаюсь рта Риммана губами, и мгновенно его тело рядом со мной

становится похоже на горячую, гибкую сталь.

— Что ты делаешь, Ники? — почти грубо он отстраняет меня от себя, но я тянусь обратно и снова целую эти твердые губы.

Римман замирает и кажется даже перестает дышать. Его губы не отвечают мне, но я не отступаю, и касаюсь, и облизываю снова и снова.

Мужчина делает хриплый жадный вдох, будто задыхается и, наконец, отвечает мне. Рот Риммана в одну секунду становится требовательным и подавляющим. Он не целует, но будто поглощает меня, и я благодарно прижимаюсь к нему со стоном.

Тяжелое тело придавливает меня к постели, распластывая. Колено Риммана почти грубо раздвигает мои бедра, и он со стоном опускается, дрожа и не прерывая наш поцелуй. И он уже на мне так близко, что нужно всего лишь одно движение, чтобы наш контакт стал полным.

И я знаю, что будет больно, но не боюсь.

Вдруг Римман резко отстраняется и с яростью смотрит на меня.

— Во что ты играешь со мной, жестокая принцесса? — хрипит он, захлебываясь дыханием.

— Это не игра, Рим, — я снова провожу пальцами по его лицу, и он на несколько секунд закрывает глаза, словно испытывая что-то безумно приятное, но затем открывает и снова гневно смотрит на меня.

— Ты хоть понимаешь, на что сейчас даешь мне разрешение?

— Да, Рим, понимаю. И хочу этого!

— Чего хочешь? Скажи это сама! — рявкает он, содрогаясь всем телом.

— Хочу тебя. Во мне. Хочу заниматься с тобой любовью, — выдыхаю я и целую его жесткий подбородок.

— Такие, как я, не занимаются любовью. Я просто буду тр*хать тебя, ты это понимаешь, Ники? — его голос звучит глухо, и он говорит медленно, словно с трудом вспоминает слова.

Его же глаза продолжают просто сжигать меня, изучая предельно тщательно в поисках сомнения или страха. Но это напрасно, потому что я его больше не боюсь.

— Я все понимаю. Но это ничего не меняет.

Римман стонет так, словно ему безумно больно, и по его телу пробегает жесткая судорога. Его плоть на моем животе — твердая и раскаленная — истекает влагой. Мои легкие уже до предела наполнены запахом его вожделения, мой мозг почти в нирване от предвкушения и дикого мандража. И все, чего я сейчас на самом деле хочу, это быть наполненной им изнутри, чтобы мои ощущения стали окончательными и совершенными. Я решаюсь сделать движение бедрами, создавая такое желанное сейчас трение.

Римман яростно рычит на меня и вжимает

меня в постель так сильно, что я оказываюсь обездвиженной, а его пульсирующий член вдавливается в мой живот и лобок до боли, заставляя вскрикнуть.

— Я не остановлюсь, слышишь, Ники? Даже если будешь умолять! Ты это понимаешь?

— Да, — и я целую его снова.

— Когда я возьму тебя, то этого будет уже не изменить. Ты навсегда станешь моей. Даже если позволишь коснуться себя другому мужчине, то все равно он всегда будет лишь посягать на мою территорию. Ты понимаешь?

— Да, — я вцепилась в волосы Риммана и притянула его к себе для жадного поцелуя.

Все, что будет сказано и сделано этой ночью, растает с наступлением утра. Римман не любит меня. Я не нужна ему. Но он сейчас очень нужен мне. Я нуждаюсь в его тепле, в забытьи, что может дать мне только он. И сейчас я куплю это тепло любой ценой.

Я знаю, что Волки никогда не отступят. Они все равно достанут меня рано или поздно. Все, что остается мне, это просто какое-то время для того, чтобы жить. Я могу его потратить на страх и агонию. Но могу начать жить в полную силу без оглядки на будущее и без опасения причинить кому-то боль и разочарование. Это моё время, сколько бы его ни осталось, и я хочу, чтобы было так.

Римман вливает в поцелуй всю жажду, которой, наконец, дает волю.

— Плевать на причины… — задыхаясь, бормочет он и обрушивает на моё тело целое море обжигающих ласк, в котором я тону и захлёбываюсь.

Римман так безжалостен, он не пропускает на моем теле ни одного сантиметра, словно задался целью сжёчь всю мою кожу без остатка своим пылающим ртом. Все мои попытки ласкать его в ответ он пресекает, прижимая мои руки к матрасу.

— Лежи, Ники, это моя ночь, — рыкнул он на меня.

Я отдала себя в его власть и позволила сознанию просто следовать туда, куда он вел меня опять и опять. Во мне сейчас нет пределов и запретов, Римман стер их без остатка, как и разделяющую нас грань. Я чувствую, как наслаждение, которое он заставляет меня испытать раз за разом, перекатывается волнами из меня в него и возвращается обратно с его нечеловеческими звуками и оголенными эмоциями, распыляя меня на атомы снова.

Моё телоизнемогает, горло сорвано, кожа мокрая от пота, и каждая мышца трясется.

Мой разум переполнен диким коктейлем ощущений моих и Риммана. Каждый раз опускаясь на землю после очередного взрыва, я умоляю его остановиться, потому что, кажется, уже почти не жива.

Но Римман что-то шепчет и рычит в мою кожу и влажную плоть и находит новый способ заставить меня кричать и извиваться.

Когда его тяжесть опять оказывается на мне, я уже онемела и совершенно не чувствую своего тела, ни единой его части.

— Я знаю, Ники, что этот раз будет только моим, — хрипит Римман. — Но так будет в первый и последний раз.