Лилия прокаженных

Данн Патрик

— Дело не в нем, — говорила она, стремительно шагая по коридору, — а в том, с чем сталкиваются такие, как он, если случается что-нибудь подобное. Раз убийца его сестры расчленил ее, средства массовой информации поднимают крик, что замешана черная магия. И когда он приходит, чтобы опознать тело, над ним устраивают настоящее судилище. Даже Хади — доктор Абдулмалик… эти люди не догадываются, каких усилий стоило убедить его оставить больницу и отправиться к семье.

— Тебе пришлось его убеждать?

Мы остановились у дверей в реанимационное отделение.

— И

очень настойчиво. Ему его вера не позволяет. В Коране сказано, что если мусульманина застанет эпидемия, он не должен спасаться бегством. Вполне разумно — не дать болезни распространиться, как я понимаю. Но Хади толковал это как указание свыше следовать каждой букве карантинных инструкций. И слушать всякую чушь о правоверных мусульманах, не признающих законы нашей страны… — Тут запищал ее пейджер. — Мне правда пора идти. Ты уж там постарайся.

ГЛАВА 29

Аделола сидел, уставясь в окно. К кофе он не притронулся и так нервничал, что свои бумажные салфетки скрутил в трубку.

— Мне жаль вашу сестру, Бен.

— Спасибо, — еле слышно поблагодарил он. — Понимаете, я старше и помню ее крохотной. Всегда говорил, что буду о ней заботиться. И вот что получилось…

— Не вините себя. Вы не могли этому помешать. Давайте вернемся в конференц-зал, доктор Грут хочет вас о чем-то спросить.

Он нахмурился и встал из-за стола.

— Он ведь из Южной Африки? Или Зимбабве?

— Из Южной Африки. Работал и в других африканских странах.

Аделола совсем помрачнел.

Когда мы вошли, Грут не стал терять времени.

— Мистер Аделола, в прошлую пятницу, когда вас попросили помочь перенести статую Пресвятой Девы с Младенцем, вы отказались даже приблизиться к ней. Почему?

Аделола пожал плечами. Я сидела рядом, чтобы он не чувствовал себя совсем беззащитным.

Грут продолжал:

— Мусульмане питают отвращение к религиозным изображениям, не так ли? Ислам признает и почитает Деву Марию, и ее статуя в натуральную величину оскорбительна для чувств правоверных, согласны? Живя в христианской стране, вы миритесь с подобными образами, но прикасаться к ним — другое дело. Вот одна из причин, вынуждающих меня думать, что вы исповедуете ислам и принадлежите к народу хауса из северной Нигерии. Я прав?

Аделола заерзал на стуле и принялся рвать бумажную салфетку на клочки.

— Давайте, Бен, рассказывайте, — давил на него Грут.

Аделола продолжал терзать бумагу, и я слегка сжала его пальцы.

— Если это правда, Бен, то, наверное, имелись уважительные причины ее скрывать. Но сейчас тебе лучше признаться.

Аделола глубоко вздохнул.

— Мы приехали просить убежища. По воле отца мою сестру обручили с богатым бизнесменом из северного штата Джигава, где действуют законы шариата. Он был на тридцать лет ее старше, и она слышала о нем только плохое. В любом случае сестра сама хотела решать, за кого выходить замуж, и попросила меня помочь ей бежать. Мы уехали на юг, в Бенин-Сити. Оттуда я связался с отцом, и он сказал, что будущий муж отправил за нами своих людей, и что если мы с ними не вернемся, он —

мой отец — даст согласие нас убить, чтобы спасти свою честь. Теперь вы знаете, почему нам пришлось покинуть Нигерию.

— Как ваше настоящее имя? — спросил Галлахер.

— Казим Хассан. Сестру звали Латифа.

— Когда приехали сюда, что заставило вас скрывать свою веру?

— Подосланные убийцы искали бы нас в первую очередь среди членов исламской общины. Да и работу мусульманам найти труднее. Сейчас многие здесь косо на них смотрят.

— То есть, если не знают, что вы мусульманин, шансов получить работу больше?

— Думаю, что так.

— Вы совсем отказались от своей веры? — спросил Грут.

Аделола был в шоке.

— Я бы никогда не отрекся от ислама.

— А ваша сестра?

Он покачал головой.

— Она тоже.

— Как же она работала в стриптиз-клубе с лэп-дансом? — не унимался Грут. — Мне всегда казалось, что это не подходящее занятие для девушки-мусульманки.

— Надо было жить.

— Латифа наверняка стыдилась своей профессии. И в действительности поссорились вы на этой почве, разве не так?

— Поссорились мы из-за денег. Послушайте, я правду говорю, что еще вам от меня нужно? Разве не понятно, что сестру убили наемники жениха?

— Версия убийства ради защиты чьей-то чести не слишком убедительна, — объяснил Грут. — К чему наемному исламскому убийце — предположительно из Каслбойна — заботиться о том, чтобы все выглядело как охота за частями тела для мьюти, да еще затруднять опознание жертвы? Он сам в нем заинтересован, чтобы получить за выполненную работу деньги. И еще, что важнее, зачем бы он стал заниматься с ней сексом?

По выражению лица Галлахера было заметно, что не только я и Аделола, но и он ничего подобного не ожидал.

— Как вам… — первым заговорил Аделола, недоверчиво покачав головой. — Что вы…

— Есть физические признаки того, что все произошло незадолго до ее смерти. Из-за особенностей обрезания невозможно установить, насильно или с ее согласия. Поскольку девушку убили, допустим, имело место изнасилование. Убедил? Вы никого больше не подозреваете?

Аделола нагнул голову, достал из кармана брюк чистую бумажную салфетку, вытер взмокшую шею и мрачно усмехнулся.

— В конце концов, правда выйдет наружу. Мы действительно были в бегах и в Бенин-Сити обратились к одному дельцу, который помог с фальшивыми документами. Рассчитаться полностью не смогли; тогда он сказал, что долг переходит к ирландскому бизнесмену, мистеру Макаливи, и что Латифе придется его отработать.

— Мик Макаливи, верно? — уточнил Галлахер.

Аделола утвердительно кивнул.

— После того как вас сюда привезли, власти предоставили вам временное убежище до принятия окончательного решения, правильно? Но вы скрылись, пошли к Макаливи и получили от него новые имена и липовые разрешения на работу. А Латифа попала в кабалу, работая на него, чтобы выплатить долг, так?

— Он требовал, чтобы она оказывала эскорт-услуги.

— Другими словами, стала проституткой.

Аделола снова кивнул.