Лиловый

Ганнибал Аноним

Леарза задумался. Логика Квинна ему была вполне ясна: он успел пообщаться с Гавином и выяснил, что тот и вправду очень многое знает.

– - Нет, -- сказал он. Профессор Квинн кивнул.

– - Верно. Человеческий мозг не в состоянии усвоить и всегда хранить в памяти такое количество данных. Но на то мы и люди технологии, и мы, конечно, не оставили его без помощи. Машины помогают нам помнить и понимать. Если бы тебе нужно было помнить много всего сразу, что бы ты сделал?

– - Ну, -- Леарза уставился в окно.
– - Наверное, носил бы с собой записную книжку. И подглядывал бы в нее.

– - Да, ты неглуп, -- улыбнулся ему толстяк.
– - В этом Морвейн уж точно не ошибся. У нас есть такие записные книжки, юноша, у каждого из нас. Только они находятся прямо здесь, -- и он дотронулся до своей головы

кончиками пухлых пальцев. Леарза с недоумением посмотрел на него.

– - Прямо в голове?

– - Именно. Конечно, тебе не следует воображать себе, что в голове у меня обычная записная книжка, из пергамента и все такое. Это устройство выглядит совершенно по-иному. Мы называем его биокартой. Через несколько месяцев после рождения такая биокарта вводится каждому нашему ребенку. Благодаря ей Гавин и выучил твой язык столь быстро, как и я сам, и Беленос Морвейн, и все другие разведчики, которым он был нужен. К сожалению, тебя снабдить биокартой мы не можем, потому что ты не такой, как мы. Поэтому язык тебе придется учить куда дольше. Ну что ж, если ты позавтракал, я предлагаю подняться в мой кабинет и начать это делать.

***

Коридоры, движущиеся лестницы, коридоры, холлы, коридоры. Еще коридоры, еще холлы, еще лестницы... Окна, окна, во всех окнах вид нереальный, будто картинки. Все без конца снующие аэро, никогда не кончаются, беззвучно летают туда и сюда, только уже даже их движение перестало казаться живым.

Страшно.

Он обнаружил, что по ночам не может спать. Все вокруг него с самого начала казалось сном, а в последнее время и вовсе кошмаром; все это было неживое, даже люди вокруг, откуда ему знать, быть может, все они, все до единого неживые, ненастоящие? Быть может, на самом деле просто темный бог поглотил его душу, и он давно безумец, а в голове у него мрачные картины, навеянные сумасшествием? Где правда? Откуда знать...

И профессор Квинн, господин Анвар, продолжал только обучать Леарзу языку, лишь понемногу, будто неохотно рассказывая об этом странном мире: быть может, потому и неохотно, что на самом деле никакого мира не существует?

В ту ночь он долго, долго сидел в своей постели, скрестив ноги и раскачиваясь из стороны в сторону, и не мог уснуть; черно-красное небо беззвучно сияло перед ним, пугая, чужое, мертвое, и ему казалось, если он закроет глаза, оно ворвется в комнату и задушит его. Леарза уснул лишь под утро, неловко свернувшись клубком в самом углу постели, и на следующий день больше напоминал снулую рыбу, чувствуя себя совершенно обессиленным и вымученным. Кажется, профессор Квинн замечал это, но ничего не сказал.

Они уже привычно устроились в кабинете Квинна, -- кабинетом тот называл просторное помещение с большим столом темного дерева, с пушистым ковром на полу, с длинным книжным шкафом, но книги в этом шкафу в основном были странные, растрепанные и старые, многие на совсем непонятных языках. На другой стене, -- во время занятий Леарза обычно сидел лицом к ней и постоянно видел, -- висела большая картина, которая отчего-то пугала его: на ней было изображено снежное поле с кромкой тусклых гор вдалеке и черное корявое дерево, на ветвях которого висела, будто запутавшись, наполовину нагая женщина. Ее рыжие волосы были единственным ярким пятном на всей картине, и все было такое холодное и страшное. Леарза не понимал смысла картины и оттого чувствовал к ней сильную неприязнь.

Вот уже почти две недели прошло с тех пор, как они вернулись на Кэрнан; с тех пор Леарза не видел ни Бела, ни Абу Кабила, ни Дагмана: где они, что делают теперь?.. Это его и не очень интересовало, впрочем. Единственные люди, с которыми он общался сейчас, были Гавин и профессор Квинн. Профессор, кажется, вознамерился за рекордно краткие сроки обучить своего подопечного языку Кеттерле, и занятия он проводил каждый день, заставляя Леарзу учить огромные количества слов, объясняя, как строятся в этом языке предложения.

Если же он и рассказывал что-то о мире Кеттерле, то в основном это были простые вещи, чаще всего связанные с повседневным бытом.

Леарза сидел за письменным столом напротив ненавистной картины, перед ним лежала тетрадь с записанными словами, и в руке он вертел карандаш; профессор рассказывал о том, как в языке Кеттерле образуются сравнительные степени прилагательных, но Леарзе плохо удавалось концентрироваться на объяснениях, и он не выдержал, перебил учителя:

– - Профессор Квинн, а расскажи, как на

моей... планете все так случилось. Как возник... темный бог, почему появились безумцы?

Квинн остановился на середине предложения, но не осердился на него, спокойно посмотрел на него со своего места: объясняя, профессор часто останавливался у окна и закладывал руки за спину. И теперь лицо его сохранило свое благодушное выражение; оно было круглое, а глаза профессора смотрели внимательно из-под густых светлых бровей.

– - Да... возможно, настало время подробней рассказать тебе об этом, -- согласился Квинн.
– - Знаю, ребята должны были уже упоминать о катарианском расколе, так?

– - Да, я что-то слышал от них...

– - Когда-то давно, много тысячелетий назад, люди действительно ничего не знали и не умели, -- сказал тогда профессор.
– - Думали, что небо плоское; и никаких Одаренных у них, конечно, не было. Наш род появился здесь, на Кэрнане, и с самого начала мы шли по пути развития технологии, мы пытались что-то делать своими руками, а не силой мысли. Долгое время продолжалось наше развитие, но в какой-то момент один человек вдруг испугался нашего будущего. Он решил, будто машины разрушают в нас что-то очень важное, что необходимо отказаться от их использования, вернуться к более примитивной, как он говорил: естественной жизни. И он написал книгу, а книга его оказала значительное влияние на многих других, и так начался катарианский раскол: последователи этого человека, -- звали его Тирнан Огг, а Катар был его родной планетой, -- подняли мятеж и пытались уничтожить все существующие машины, разрушали заводы, взрывали научные комплексы. Другие люди, наоборот, были ярыми сторонниками машин и полагали, что без творений наших рук мы -- никто. Видишь ли, человек произошел от другого, более древнего вида животных; главной отличительной его чертой стал разум, интеллект, и когда ученые впоследствии пытались установить, откуда же появилась эта особенность, возникла гипотеза, которую и по сей день невозможно ничем опровергнуть; гипотеза эта гласит, что интеллект у человека появился благодаря ручному труду. То, что еще не было человеком, взяло в руки палку и попыталось что-то сделать с ее помощью. ...Наши технологии -- та же самая палка. Последователи Тирнан Огга отрицали эту гипотезу и считали, что технологии не формируют сознание, а разрушают его.

– - И победили сторонники... палки, -- тихо сказал Леарза.

– - Да, как видишь, -- кивнул головой профессор Квинн.
– - В конце концов, и последователям Тирнан Огга пришлось прибегнуть к помощи технологий, чтобы сражаться, а затем и вовсе бежать. Выжившие рассеялись по галактике, и до сих пор мы время от времени обнаруживаем планеты, на которых живут их потомки. Как Руос.

Леарза молчал и продолжал вертеть в пальцах карандаш.

– - Многие из них, отказавшись от технологий, со временем деградировали, -- продолжал профессор, -- насчет одной из этих планет даже до сих пор ведутся споры, являются ли ее обитатели бывшими людьми. Но некоторые продолжали развивать свое сознание и достигли определенных высот в этом. Собственно говоря, Руос -- уже четвертая найденная нами планета... Таким образом, у нас был опыт, и мы знали, чего ожидать. За прошедшее время мы вполне изучили историю Руоса. Восемнадцать тысяч лет тому назад, сразу после завершения войны, корабль с беженцами прибыл на эту планету; на планете на то время находилась только научная станция, малочисленные обитатели которой были перебиты ими. След этого корабля был утерян, и последователи Тирнан Огга остались предоставлены сами себе... но очень быстро среди них начался свой собственный конфликт. Видишь ли, Тирнан Огг погиб, и его ученикам остались лишь его книги, а книги, как водится, можно трактовать по-разному. Так, среди спасшихся беженцев было два человека, которые тебе должны быть известны под именами Эльгазена и Суайды. Эльгазен был, как мы это теперь называем, пуристом; он полагал, что человечество должно сразу и категорически отказаться от использования всех технологий, включая даже силу молнии, которую мы применяли с незапамятных времен. Суайда отстаивал идею более плавного отказа, он считал, что примитивные технологии не причиняют человеческой душе такого уж вреда. Со временем люди разделились на два лагеря, и последователи Суайды ушли жить за горы Талла, тогда как последователи Эльгазена остались на берегу реки Харрод, где тогда было очень плодородное и удобное для жизни место. Между этими двумя сторонами уже тогда возникла вражда, которая со временем только усугублялась.