Лимитерия
Шрифт:
— Ты неблагодарная паскуда! Вытираешь о чужую доброту свои грязные ноги, мнишь себя истово правильным и совершенно не считаешься с чувствами других! Ты… не-ет, ты не просто кусок дерьма — ты хуже! Натуральный лицемер, удовольствие от того, что другим больно, получающий! Тебе же это нравится, я права?
Первая пощёчина. Вторая. Третья. С каждым разом Элли била сильнее. Щёки Хога были ужасно красны.
— Это был первый и последний раз, когда я пошла тебе навстречу. Мне следовало предвидеть подобное с твоей стороны. Какая же я дура, что смилостивилась над тобой. Пожалела бедняжку,
Удар. Ещё удар. Ещё и ещё. Лимит уже не чувствовал собственных щёк. Они слишком сильно опухли от хлёстких пощёчин.
— Говори со мной, лимитер! Скажи хоть что-то! Не смей молчать, гр-р! Ты… Ты… хнык… Т-ты…!
Элли занесла ладонь для очередного удара — и остановилась.
— Какой же ты… хнык… п-придурок…!
Способна ли Элли плакать? Хог не знал — до сего момента. Сейчас, крепко обнятый за шею и прижатый лицом к груди, он слышал её прерывистое дыхание вперемешку со шмыгающим носом. Слышал, как она плачет, говоря тихо разное, но уже не оскорбительное. Ощущал её правую ладонь на своей голове, которая не била его, а гладила.
Хог всегда над Элли потешался. Дескать, бесчувственная, циничная, высокомерная, на чувства других плюющая. Но… чем был лучше он, предоставив ей возможность показать истинную себя таким вот способом? Каково было эрийке, когда она, найдя бесцельно плывущий по морю корабль, увидела свою команду в полуживом состоянии? Какой ужас пережила девушка, полагая, что потеряла сразу всех? Когда не знала, кого первым спасать: Хога, Эса, Юлю, Орфея. Чудо ли то, что волонтёры выжили и на кордон вернулись в полном составе? Конечно. С подобных миссий возвращаются отнюдь немногие.
Хог не считал себя частью команды «Серп» — но считала ли так Элли, в пылу злобы брякнув про его ненужность? Ежели да — тогда почему сейчас Эрия плачет, крепко обнимает, по голове гладит и сокрушается над ним? Почему вместо того, чтобы целую неделю заниматься своими делами, находилась подле него всё время? Почему взывала к нему с мольбами не умирать, когда он впадал в горячку и начинал бредить?
Хогу стало невыносимо от осознания своей недальновидности. Ком к горлу подступил в разы сильнее, нежели ранее, и губы задрожали от нахлынувших на него чувств. Он вытянул руки и обнял Элли сам, тоже крепко к себе её прижимая.
Лимит ошибался на её счёт. Очень и очень сильно.
— Прости меня, кэп… если сможешь, — тихо прошептал Хог.
— Почему… хнык… почему сразу мне не позвонили? Почему ничего не рассказали? Почему до последнего тянули? Идиоты! Особенно ты! Ненавижу тебя, хнык… Ненавижу!
— Прости…
— Не отделаешься ты от меня одним извинением. Этого мало. Ужасно мало. Ты… хнык… ты наказан, Хог Лимит. Будешь ишачить, как вол. Не выпущу тебя с кордона, пока не возместишь все убытки.
— Хорошо.
— Не смей со мной соглашаться. Ты должен возмущаться, как делал это прежде.
Хог не смог не улыбнуться от услышанного.
— Именно поэтому
Это невообразимо, удивительно и одновременно с этим очаровательно — когда человеку вдруг удаётся засмеяться сквозь слёзы. Хог не ожидал такой реакции от Элли — и потому проникся смехом её красивым, мелодичным, звонким, звучащим на фоне плача до безумия мило. Она… радуется. Впервые за всё время, сколько знавал эрийку Лимит, он увидел в ней обыкновенную девушку. Не дурёху, ничего за маской стервы не имеющую; не потенциально привлекательного партнёра для интимной близости, как Юлю, — а человека, чьи эмоции теплом лучистым проливались на него, отогревая самые замёрзшие уголки его холодной души. За долгий промежуток времени Хог почувствовал себя по-настоящему расслабленным.
Он дома. В объятиях человека, которому на него не наплевать. Элли не выражает своё истинное к нему отношение словами, но показывает на деле, сколь действительно Хог ей «безразличен». Парень это ощущает и потому не знает, как правильно реагировать на происходящее. Однако он не стал противиться умиротворяющему теплу и позволил себе закатить глаза, отдаваясь на волю горячих объятий целиком и полностью.
За маской циничной стервы всё это время скрывалась очень добрая и сострадательная девушка.
«Поверь, Хог: Элли не такая, как другие эрийцы. Она очень лояльная и понимающая. Всё зависит от того, как ты к ней подойдёшь. Будешь грубым — получишь аналогичный ответ. А ежели с миром придёшь — с миром и уйдёшь».
«Я это понял, Макс. Теперь понял», — мысленно изрёк Хог, окончательно и бесповоротно выбрасывая из головы слова Хексы о том, какое же Элли чудовище. Он увидел другую сторону синеволосой эрийки и теперь с уверенностью мог заявить, что это не так. Её стервозное поведение — ответная реакция на его браваду, только и всего. А игривая колкость, смакуемая кокетливостью — попытка найти точки соприкосновения с таким же, как она, человеком с характером барана.
Элли вскоре закончила плакать и вытерла остатки слёз. Затем прикоснулась ладонями к опухшим щекам Хога, чтобы вылечить их магией воды. Пекущая боль стала исчезать.
— Насчёт твоей истовой природы, — Элли прикусила губу. — А, впрочем, ладно. Потом об этом поговорим.
— Кэп, я сам недавно…
— Говорю же: потом. Уверена, ты хочешь навестить того, ради кого жизнью рисковал.
— Да, хочу, — Хог тотчас оживился. — Где Орф?
— Мы к нему сейчас пойдём. Пока собирайся. Вещи твои я привела в порядок и на тот стул положила.
— Кэп… — Лимит грустно посмотрел на неё. Хотел было поблагодарить, но…
— Жду тебя в коридоре, — эрийка развернулась и быстрым шагом покинула комнату.
***
Как приятно вновь облачиться в своё любимое одеяние, к которому по итогам завершённого приключения теперь добавилась бандана Кузни. Всё было выстирано, выглажено, зашито и пропитано ароматом лаванды. Хог понимал, чья рука постаралась в восстановлении его одежд. Видно, что Элли душу вложила в свою работу, хоть и отказывалась от благодарностей.