Линия Крови
Шрифт:
Отец Илларион, или, в миру, Дмитрий Сергеевич Ерёменко, двадцати шести лет от роду, был невысок ростом, упитан. Круглое лицо с выпирающими в стороны розовыми щечками обрамляла короткая, русая с рыжиной бородка. Жидкие русые волосы спадали до плеч. Смотрел отец Илларион со странной смесью кротости и упрямства. Александр перевел взгляд с прозрачно-серых глаз подследственного на его руки. Пухлые, розовые ладошки были перепачканы засохшей кровью и землей.
– Итак, что совершили убийство шести человек, в том числе двух несовершеннолетних по адресу: улица
– Это были вампиры.
Голос священника прозвучал слабо, даже жалко. Но он кашлянул и повторил, уже тверже:
– Это были вампиры.
Михайлов с Борецким переглянулись.
– Да неужели вы не видите?! – горячо воскликнул Илларион. – Неужели все кругом настолько слепы?!
– Тихо! – хлопнул ладонью по столу Михайлов. И продолжил вкрадчиво: - Ну, а сегодня ты хоть одного вампира… э-э… прикончил?
– Пожалуйста. Я от своих деяний не отрекаюсь, и скрывать ничего не стремлюсь. Сами же потом спасибо скажете. Когда прозреете. Прости Господи грехи мои тяжкие, - Илларион широко перекрестился.
Михайлов терпеливо дождался, когда он закончит. Спросил:
– Ну давай, расскажи: где, сколько? Чем убивал? Один или помогал кто?
Чем дальше раскручивались события того дня, тем более Александр чувствовал себя участником какого-то кошмара, жуткой фантасмагории. Илларион признался в убийстве еще двенадцати человек. Он ликвидировал сегодня после рассвета два «гнезда» – так он это называл. И два накануне. Из четырех мест преступлений органам пока было известно одно – на улице Королева. Остальные Илларион брался показать. Знакомство с Кравчуком священник отрицал. На всякий случай им устроили очную ставку. Опытным сыщикам достаточно было одного взгляда на реакцию подследственных, чтобы понять – они не знакомы.
Три часа Михайлов почти непрерывно записывал показания Иллариона. Потом они поехали по местам его «подвигов».
В одном месте, вновь в частном доме, было пять жертв. Еще в одном – в двухкомнатной квартире на втором этаже пятиэтажки – четыре. В последнем три. Дома были разные, а вот обстановка всюду одна – наглухо закрытые окна, пятна черной, свернувшейся крови. И невыносимая вонь.
Последняя троица оказалась самой интересной: все - молодые мужчины «кавказской национальности». Тоже в квартире, только на первом этаже. Два из трех паспортов, обнаруженных в комнате, оказались поддельными и лишь один настоящий. А еще у обладателя настоящего паспорта за поясом торчал пистолет - «ТТ» китайского производства.
– Исмаил Бароев, - вслух прочел Михайлов, сверяя фото в документе с бледным, заросшим черной щетиной оригиналом.
– Хм, интересно… И это их ты?
Илларион скромно кивнул.
– Один?!
– С Божьей помощью, - с вызовом проговорил священник.
При обыске в квартире нашли еще один пистолет – самодельный револьвер, несколько явно не кухонных ножей, бейсбольную биту.
Михайлов уперся в Иллариона тяжелым взглядом.
– Ну, давай рассказывай, как это тебе удалось? С такими бандюгами одному справиться…
– Это они
Илларион наклонился к трупу Бароева, поднял верхнюю губу. Из плотного ряда крепких, белоснежных зубов на добрых полтора сантиметра выпирали клыки.
– Ну! Верите теперь?
Михайлов задержал на зубах мертвеца взгляд, проговорил упрямо, сквозь зубы:
– Ну, это еще ни о чем не говорит.
Борецкий промолчал. Он уже не знал, во что верить.
Туман в тот день не рассеялся до самого вечера. Телефоны по-прежнему не работали. Причем не только сотовые, но и городские. Александр слышал, как кто-то из местных говорил:
«Проклятый туман. Жена должна была сегодня приехать, а из-за него ни пароходики не ходят, ни паром. Что же ей теперь, в Кинешме придется ночевать? На вокзале?»
Борецкий еще спросил:
«А ближайший мост через Волгу где?»
Ему ответили:
«В Костроме. Да ладно бы еще до Костромы прямая дорога была, так ведь нет. Приходится через Островское ездить, а это крюк лишних километров сорок, если не все пятьдесят…»
В вознесенской опергруппе к произошедшим в тот день событиям отнеслись все по-разному.
Костя оставался таким, как всегда. Он, похоже, особо не заморачивался. Его дело шоферское – куда скажут, отвезет, а там уж пусть начальники головы ломают.
Жанна была, мягко говоря, шокирована. Девушка стала молчалива, печальна. Выглядела усталой.
Борецкий тоже разговаривал мало, много курил. От табака да бесконечных попыток выстроить логическую цепочку происходящих событий, у него, в конце концов, разболелась голова.
Кукушкин же, напротив, находился в приподнятом настроении. Едва они вернулись в приежку, он предложил:
– Надо бы это дело отметить!
– Какое дело? – устало спросил Борецкий.
– Массовые убийства?
– Ну что ты! Что ты, в самом деле, Васильич? Ты же понял. Успех. Успех отметить! Мы же молодцом - не успели приехать, два маньяка у нас в руках! Вот как работать надо. Эти, здесь в Зареченске, сколько волынили? Больше месяца только, как резонанс уже пошел… А девчонка та – она и вовсе несколько лет у выродка этого, Кравчука, томилась. Так что, я считаю, отметить есть что и отметить надо как следует. Можно вообще уже дырки для орденов крутить, я считаю… - Кукушкин расплылся в улыбке.
– Ну так что? Я сгоняю?
Борецкий пожал плечами, посмотрел в сторону.
– Ладно, давай…
– Вот и отлично! – Вадик оживился еще больше. – Давай прикинем, сколько денег надо. Я предлагаю уж как следует – с коньячком, закуски хорошей…
Александр согласился. Жанна и Костя тоже не возражали. За покупками отправились Кукушкин и Костя, на машине. Вернулись быстро. Когда накрывали на стол, Жанна спросила:
– А почему арестованных держат прямо в РУВД?
– В смысле? – поднял на нее глаза Вадик.
– Ну-у, не в СИЗО, а прямо здесь. В этом здании. Я такое в первый раз вижу.