Линкор «Шарнхорст»
Шрифт:
«Сэведж» и «Сомарец», занявшие позицию с другого борта линкора, привлекли к себе его внимание и в результате оказались в более тяжелой ситуации, чем «систершипы». По эсминцам был открыт огонь из малокалиберных пушек; кроме того, еще стреляли и орудия башни «С», однако эсминцы подошли так близко, что тяжелые снаряды пролетали над ними, не нанося никакого ущерба. Лейтенант Деннис:
«Когда мы подошли к „Шарнхорсту“, он попытался отогнать нас артиллерийским огнем, но благодаря капитану, который умело маневрировал кораблем, никто не пострадал, несмотря на то, что снарядов летело в нашу сторону предостаточно».
Коммандер Мейрик, напряженно вглядываясь в бинокль, ясно видел, как «Шарнхорст»
«Я не поверил глазам, когда, сфокусировав бинокль, увидел правый борт гигантского корабля всего в нескольких сотнях ярдов от себя… Я даже подумал — как все-таки красив „Шарнхорст“, отливающий серебром на фоне арктической темноты. На верхней палубе я видел моряков и, казалось, что они совсем рядом и стоят так близко, что можно пожать им руки»,
— воспоминание Джорджа Гилроя — матроса «Сэведжа».
В 18.56 «Сэведж» произвел полный залп восемью торпедами с дистанции 3500 метров и сразу отвернул в сторону. «Сомарецу» же не повезло. 11-см снаряд пробил директор, при этом на месте погибло десять матросов, двое получили ранения. Осколки изрешетили борт и надстройки, пробили маслопровод. Скорость эсминца упала до 10 узлов; он смог выпустить еще четыре торпеды, после чего с большим трудом отвернул и отошел, ставя дымовую завесу; повреждения были значительные.
Для оставшихся в живых моряков «Шарнхорста» атака эсминцев была жутким кошмаром. Гельмут Бакхаус:
«В наушниках звучали доклады разных служб. Мы услышали шум приближающихся торпед, а затем и взрывы. Весь корабль содрогнулся, и его будто подбросило вверх — как при мощном землетрясении. Чуть раньше главный инженер Кёниг докладывал, что еще может дать 22 узла. Однако после попадания торпед скорость упала до 7–8 узлов. Никаких шансов у нас больше не было».
Одна из торпед попала в кормовую часть, в районе 3-го машинного отделения, где Гельмут Файфер все еще играл на своей губной гармошке. Он вспоминает:
«Я был вестовым, и мне приказали передать какое-то сообщение. Я почувствовал, как корабль сильно тряхнуло. Свет погас. Стало совершенно темно. Впрочем, я не знал, что это были за удары — то ли отдача наших орудий, то ли попадания снарядов или торпед противника. Только вернувшись обратно, я понял, что произошло. Отделение было залито кровью: все друзья погибли — лишь один был еще жив. Он сидел на ящике с картошкой, привалившись спиной к переборке, его одежда горела, а волосы пылали, как факел. Я кое-как сбил с него огонь и позвал на помощь. Из башни „C“ прибежали матросы, и мы вытащили несчастного на палубу. Невозможно описать его мучения. Даже сегодня я не могу найти слова».
Была экстренно сформирована специальная команда для оценки повреждений в кормовой части корабля. Через пробоину мощным потоком поступала вода. Поскольку до некоторых отсеков добраться было невозможно, было принято драматичное решение. Были задраены водонепроницаемые двери, в результате чего вся кормовая часть была изолирована. В машинном отделении более двадцати матросов еще были живы. Их бросили на произвол судьбы.
Из британского протокола допросов:
«Спасшиеся матросы показали, что были ожесточенные споры между старшим артиллеристом корветен-капитаном Бреденбекером и его помощником капитан-лейтенантом Витингом. Витинг приказал прислуге 50-мм орудия зарядить его осветительным снарядом, но Бреденбекер этот приказ отменил и потребовал, чтобы орудие разрядили и вновь зарядили, но бронебойным снарядом… Дававшие показания были поражены тем, как безжалостно была проведена торпедная атака. Подойдя на полной скорости, с дистанции не более 1800 ярдов эсминцы произвели полные
Стоя на крыле мостика, Вильгельм Гёдде наблюдал, как разворачиваются эти роковые события:
«Примерно без двадцати минуть семь в корабль попала торпеда, так что он на мгновение даже замер на месте. Потом малокалиберный снаряд снес дальномер. Я стоял тут же, оба провода наушников перебило, но самого меня не задело. Ко мне подошел рулевой, которого Хинтце просил доложить о разрушениях на корабле, и сказал, чтобы я шел на мостик. На посту уже незачем было оставаться. Я пошел за рулевым, так что нам довелось быть свидетелями ужасной концовки сражения между нашим кораблем и превосходящим врагом».
Примерно в то же время, когда Гёдде оказался на почти разрушенном мостике и впервые увидел стоящих рядом Бея и Хинтце, на юго-западе появились смутные силуэты — это были «Дюк оф Йорк» и «Ямайка». Точно в 19.01 корабли одновременно открыли огонь из орудий главного калибра, а с севера прогремели выстрелы с «Белфаста». Рассказывает Рекс Чард, который, стоя на палубе «Скорпиона», как на трибуне, наблюдал за разворачивающейся драмой:
«[Мы] отошли назад, пропуская крейсер „Ямайка“… затем они с линкором „Дюк оф Йорк“ вновь начали обстреливать „Шарнхорст“ своими тяжелыми орудиями, было ясно видно, что там происходило при попадании снарядов… пламя многочисленных пожаров, раздавались взрывы… Думаю, что „Шарнхорст“ просто медленно ходил по кругу со скоростью всего 8 или 9 узлов».
Лейтенант Брайс Рамсден находился на борту «Ямайки»:
«Мы развернулись на правый борт, башни также довернули, оба корабля были готовы произвести полный залп… Кажется, я кричал в телефонную трубку: „Приготовиться к следующему выстрелу!“, однако слова перекрывал оглушительный грохот залпа… И вдруг — вспышка ярко-красного пламени, так что на мгновение стал виден весь вражеский корабль. „Мы попали! Боже мой, мы попали в него!“ От возбуждения я привстал с сиденья. И опять только тусклое зарево, освещающее огромные столбы воды от падающих снарядов, над кораблем нависло облако дыма».
В течение следующих двадцати семи минут «Дюк оф Йорк» выпустил по «Шарнхорсту» более двухсот тяжелых снарядов с дистанции всего 4000 метров. Как ни странно, в цель попало всего семь или восемь снарядов, но для Бея и Хинтце этого было более чем достаточно. Несмотря на колоссальные разрушения, они, кажется, до сих пор не осознавали до конца, насколько опасна обстановка; по-видимому, только старшие офицеры понимали, что корабль может спасти только чудо. Из протокола допросов:
«Все спасшиеся, за исключением четверых, находились в укрытии или под броневыми палубами, они не могли отличить друг от друга взрывы торпед, удары тяжелых снарядов и детонацию боезапаса орудий главного калибра. Несмотря на колоссальные разрушения, не все моряки представляли до конца серьезность ситуации. Главный инженер докладывал по системе внутренней связи: „Могу держать скорость в 22 узла“, на что капитан отвечал: „Браво, держите ее“. Свет не погас до самого конца, две уцелевшие двигательные установки работали нормально и еще действовала артиллерия. Однако после второго подхода линкора „Дюк оф Йорк“ обстрел стал ураганным».