Линкор «Шарнхорст»
Шрифт:
«Большинство из тех, кто там находился, не хотели уходить с поста без капитана и адмирала. Один из матросов сказал просто: „Мы остаемся с вами“. В конце концов им удалось уговорить нас перейти на крыло мостика. Через рупор Хинтце приказал всем находившимся на верхней палубе прыгать в воду. Торпеды по-прежнему били по кораблю. Крен увеличивался. Однако на палубе соблюдались порядок и дисциплина; почти никто не повышал голос. Приближался конец, на мостике появился помощник капитана фрегатен-капитан Доминик и присоединился к нам, стоявшим на крыле. Позднее я видел его высокую фигуру внизу — он помогал сотням моряков перебираться через поручни. Командующий проверил наши спасательные жилеты. Затем они с адмиралом попрощались друг с другом и каждому из нас пожали руку. „Если кому-нибудь из вас удастся выбраться
Наш гордый корабль медленно переворачивался через правый борт. Боцман Дирлинг помог мне надеть спасательный жилет и напомнил, что его нужно надуть. Это был его последний дружеский жест по отношению ко мне».
Наверху в живых оставался только матрос Бакхаус, находившийся на наблюдательной площадке:
«Корабль еще двигался, но крен быстро увеличивался. Ветер немного стих, но волны по-прежнему были большими и накатывались по правому траверзу. Помню, по внутренней связи мне позвонил мой друг: „Только не ври, — сказал он. — Насколько серьезна ситуация?“ Я ему сказал, чтобы он все бросал, потому что нужно покидать корабль. „Ты сошел с ума“, — сказал он. Однако к этому времени „Шарнхорст“ уже почти плашмя лежал на воде. Отовсюду с борта прыгали матросы. Некоторые из них пытались забраться на спасательные плотики, однако много плотиков было пробито осколками снарядов. Я вспомнил совет, который мне дал один из моих друзей в Нарвике: „Если корабль тонет, то нужно быстрее избавиться от одежды, иначе тебя затянет в воронку“. Я стащил с себя меховую куртку и снял ботинки. Потом я оказался около большого прожектора, ледяная вода уже была по колено. Мне оставалось только нырнуть, подобно пловцу. Оказавшись в море, я начал отчаянно барахтаться, чтобы отплыть подальше от воронки».
Хинтце предупреждал моряков, что прыгать со стороны правого борта опасно. Он советовал перебираться через поручни левого борта, а затем соскальзывать в воду по наклонившемуся корпусу. Гёдде схватил своего друга, боцмана Дирлинга за руку, однако на трапе скопилось много людей, и им пришлось перебраться на другой борт.
«Мостик уже находился на уровне воды, волны захлестывали фор-мачту. Вдруг мы поскользнулись и очутились в бурлящей воде. Меня затянуло в глубину. Мне удалось вынырнуть, но Дирлинга нигде не было, и я его больше не видел. Задыхаясь, я пытался отплыть подальше от корабля.
Прямо перед собой я увидел матроса. Он сидел на поплавке траловой сети. Когда я попытался забраться на поплавок, он перевернулся, и мы оба оказались в воде. Я плыл через большое пятно горючего… Вокруг разыгрывались ужасные сцены, подсвечиваемые осветительными снарядами и фонарем с одного из плотиков… Я видел, как на этом плотике встал лейтенант. Он закричал: „Товарищи! Нашему тонущему кораблю, нашему гордому „Шарнхорсту“! Ура! Ура! Ура!“ Матросы, барахтавшиеся в море, откликнулись троекратным возгласом „Ура!“ Кто-то на этом же плотике прокричал: „Нашим любимым! Нашим семьям! Ура! Ура! Ура!“ И вновь те, кто слышал, поддержали этот прощальный призыв. У всех, кто оказался свидетелем этой сцены, сердце разрывалось на части».
Гельмут Бакхаус, отплыв подальше от тонущего корабля, оглянулся.
«Я увидел киль и винты. Корабль перевернулся и уходил носом в воду. Потом раздалось два или три мощных подводных взрыва. Это напоминало землетрясение! От ударной волны перехватило дыхание».
Он продолжал плыть, пробиваясь среди огромного числа обломков и мусора. Пустые коробки, ящики, картошка, длинные доски, одежда — а среди всего этого тела матросов, плававшие лицом вниз. Первый из встреченных плотиков был переполнен, и Гельмута не пустили на него.
«Как ни странно, море было сравнительно спокойным, возможно, из-за слоя горючего на поверхности. Я поплыл дальше и вдруг заметил еще один плотик. На нем нашлось место еще для одного человека. Кто-то втащил меня туда. Я лежал в полном изнеможении, уткнувшись лицом вниз. Потом я увидел, как встал какой-то юный лейтенант. „Все это бессмысленно“, — сказал он, прыгнул в воду и мгновенно исчез. Мы ничем не могли ему помочь. Я поранил руку. Мы сидели на плотике, и нами овладевало полное безразличие. Вдруг мы услышали отдаленный грохот артиллерийского залпа. Кто-то
Юный лейтенант был не единственным офицером, выбравшим смерть. Говорили о том, что старший артиллерист, командовавший зенитной батареей, застрелился в своей каюте, глядя на фотографию семьи. Спастись не удалось ни одному из пятидесяти офицеров и тридцати пяти кадетов, хотя оставшиеся в живых не знали, как именно они погибли. Франц Марко сказал:
«Я слышал, что офицеры решили разделить участь своего корабля. Больше я ничего не знаю».
Осталась неясной судьба контр-адмирала Бея и капитана цур зее Хинтце. В отчете, составленном сразу после сражения по материалам протоколов допросов уцелевших тридцати шести моряков, было сказано, что высшие офицеры застрелились на мостике после того, как попрощались с остальными. Однако этот факт опровергается показаниями свидетелей с британской стороны. Лейтенант-командер Клаустон, капитан «Скорпиона», утверждал, что видел Хинтце и Доминика в воде, недалеко от своего корабля, оба имели сильные ранения. Хинтце якобы умер прежде, чем его смогли вытащить из воды, а Доминик даже ухватился за канат, но не удержался и опять упал в воду. Больше его не видели.
Гёдде:
«Что касается того, застрелились адмирал и капитан или нет, я могу сказать только о том, что слышал, находясь в воде. Капитан, его помощник и адмирал Бей якобы одновременно прыгнули с мостика через пятнадцать-двадцать минут после нас. Могу сказать, что все это домыслы, англичане просто хотят выдать желаемое за действительное».
Гельмута Файфера и Эрнста Рейманна смыла прокатившаяся по кормовой палубе большая волна. Рейманн рассказывал:
«Не было видно никаких огней, я оказался в полной темноте. Я остался один на один с морем, но благодаря спасательному жилету держался на воде. Потом увидел плотик, и меня втащили туда».
Файферу было гораздо хуже. Когда его втащили на плотик, то увидели, что одежда пропиталась нефтью, кровью и морской водой.
«Я услышал, как кто-то сказал: „Он ранен. И весь в крови“. Я подумал, что меня опять бросят в воду, чтобы освободить место для кого-нибудь из тех, кто не ранен и имеет больше шансов выжить. Я сказал: „Это кровь не моя, а товарища“. Потом рассказал, как я его тащил в лазарет. От холода я онемел, но в общем был цел».
Франц Марко был хорошим спортсменом и пловцом, ему удалось добраться до резиновой лодки, в которой находилось несколько человек.
«Какой-то матрос никак не мог выбраться из воды, я крепко ухватился за него. Потом я начал сильно дрожать, но руки не отпустил».
Рольф Зангер, у которого спасательного жилета не было, оказался в еще более тяжелой ситуации.
«Я не утонул благодаря своей кожаной куртке, которая плотно обхватывала запястья и задерживала воздух внутри. Однако воротник был чуть великоват, и мне пришлось одной рукой зажимать его на горле, а другой загребать воду, вместе с остальными пытаясь отплыть от корабля. Был ужасный момент, когда я почувствовал, как по воде прошла сильная ударная волна, — я понял, что взорвались котлы».
По словам Вильгельма Гёдде, на «Шарнхорсте» уцелело лишь несколько спасательных плотиков. Большинство из них были пробиты осколками или вообще разорваны в клочья при обстреле; оставшиеся целыми были переполнены матросами.
«Я вновь увидел свой корабль. Вся надстройка уже находилась под водой. Корабль перевернулся, и был виден его киль. На киле я заметил нескольких матросов, среди них был и один из оружейных техников — Джонни Меркль. Он держался на киле, а потом заметил проплывающий мимо пустой плотик. Он тут же прыгнул в воду, влез на плотик и втащил на него еще несколько человек. Было очень холодно, начиналась снежная метель. Силы уже покидали меня, но каким-то чудом, благодаря господу, меня прибило к плотику. Меркль помог мне перевалиться на него. Незадолго до этого я видел „Шарнхорст“ в последний раз. Теперь была видна только корма, но вскоре море окончательно поглотило линкор. Он пронес нас через много океанов. Только тот, кто испытал нечто подобное, может представить всю горечь этого момента».