Лионель Линкольн, или Осада Бостона
Шрифт:
Гд-нибудь въ большомъ город, среди многочисленнаго свтскаго общества, занятого постоянными удовольствіями и развлеченіями, такая перемна могла бы случиться разв только посл продолжительнаго знакомства, да едва ли бы даже и случилась, но въ тогдашнемъ Бостон, изъ котораго, вдобавокъ, повыхали почти вс хорошіе знакомые Сесили, а кто остался, т опасливо заперлись въ своихъ домахъ и почти нигд не показывались; въ тогдашнемъ Бостон, повторяю, сближеніе между молодыми людьми должно было произойти неизбжно и совершенно естественно.
Зима 1774 года была замчательно мягкая, но зато весна наступила необыкновенно
— Вотъ никакъ не ожидалъ, что у меня гость, — сказалъ Ліонель, быстро выступая впередъ, — а то пришелъ бы сюда раньше. Я боюсь, сэръ, что вамъ было очень скучно одному, разъ вы нашли возможнымъ и нужнымъ заняться чтеніемъ чужихъ писемъ.
Старикъ вздрогнулъ, поднялъ голову, и Ліонель съ удивленіемъ увидалъ крупныя слезы на его впалыхъ, исхудалыхъ щекахъ. Гнвный взглядъ Ліонеля сейчасъ же смягчился, и онъ хотлъ уже продолжать разговоръ въ мене суровомъ тон, но старикъ заговорилъ самъ, и видно было, что надменный тонъ молодого человка нисколько его не смутилъ.
— Я васъ понимаю, маіоръ Линкольнъ, — сказалъ онъ совершенно невозмутимо, — но бываютъ причины, оправдывающія даже и не такую нескромность, какъ эта. Умысла у меня не было. Простая случайность дала мн возможность узнать ваши тайныя мысли объ одномъ предмет, который страшно для меня интересенъ. Помните, во время нашего перезда по морю, вы часто просили меня сообщить одну важную тайну, касающуюся васъ, но я упорно молчалъ.
— Дйствительно, сэръ, вы говорили мн, что знаете какую-то важную для меня тайну, и я васъ просилъ сказать, какую именно, но я не вижу…
— Вы хотите сказать, что это еще не даетъ мн нрава узнавать ваши личные секреты? — перебилъ старикъ. — Это врно, но пусть послужитъ мн извиненіемъ въ вашихъ глазахъ то искреннее участіе, которое я въ васъ принимаю и которое подтверждаютъ эти неудержимыя слезы, льющіяся изъ моихъ глазъ. А я уже много, много лтъ не плакалъ и думалъ, что источникъ слезъ у меня совершенно изсякъ.
— Не безпокойтесь больше, — сказалъ глубоко тронутый Ліонель, — и не будемъ больше говорить объ этомъ непріятномъ случа. Въ этомъ письм, я увренъ, вы не прочли ничего такого, чего могъ бы стыдиться сынъ передъ своимъ отцомъ.
— Напротивъ, я прочелъ
— Разв вы никогда не были отцомъ? — спросилъ съ живымъ участіемъ Ліонель, садясь рядомъ со старикомъ.
— Я же вамъ говорилъ, что я совсмъ одинокъ, — отвчалъ старикъ и посл небольшой паузы прибавилъ:- Я въ молодости былъ и мужемъ и отцомъ, но уже давно потерялъ всякую связь съ этимъ міромъ. Старость — близкая сосдка смерти. Въ моемъ сердц уже ветъ могильный холодъ.
— Не говорите такъ, — перебилъ Ліонель. — Не клевещите на свое сердце. Оно вовсе у васъ не холодное. Оно сейчасъ способно на благородные порывы. Разв я не слыхалъ, съ какимъ жаромъ вы защищаете колонистовъ, которыхъ, по вашему мннію, у насъ угнетаютъ?
— Это только такъ… Догорающая лампа всегда вспыхиваетъ, передъ тмъ какъ ей погаснуть совсмъ. Но хотя я и не могу зажечь въ васъ того жара, который горитъ во мн самомъ, я все-таки хочу показать вамъ т опасности, которыя васъ окружаютъ. Не имя возможности быть вашимъ лоцманомъ, буду, по крайней мр, вашимъ маякомъ. Для того я и пришелъ сейчасъ за вами, маіоръ Линкольнъ, несмотря на ночную бурю и на проливной дождь.
— Неужели нельзя было переждать? Разв опасность эта такъ ужъ близка?
— Посмотрите на меня. Я видлъ эту страну тогда, когда она была еще пустыней, которую наши отцы оспаривали у дикарей. A теперь она цвтетъ и населена многими тысячами трудолюбивыхъ жителей. Свой возрастъ я считаю не годами, а поколніями. Неужели вы думаете, что мн можно разсчитывать, не говорю ужъ на годы жизни, но хотя бы на мсяцы и недли?
Ліонедь опустилъ глаза и не безъ смущенія отвтилъ:
— На многіе годы вамъ, разумется, разсчитывать нельзя, но сомнваться даже въ мсяцахъ и недляхъ, это значитъ отрицать Божію милость. Скажите, однако, что такое случилось? Почему вамъ кажется, что опасность приближается?
— Я вамъ хочу показать одну вещь. Вы должны увидть и сами посудить, насколько я правъ или не правъ. Идите за мной.
— Не теперь же все-таки? Не въ эту бурю, надюсь?.
— Эта буря ничего не значитъ въ сравненіи съ той грозой, которая надъ нами готова разразиться, если у насъ не одумаются. Идите за мной. Дряхлый старикъ не боится бури, неужели ея испугается англійскій офицеръ?
Ліонель вспомнилъ, что еще на корабл далъ слово старику сходить съ нимъ на митингъ колонистовъ, и сталъ одваться. Онъ снялъ военную форму, переодлся въ штатскій костюмъ, накинулъ на себя плащъ и пошелъ было впередъ, но старикъ остановилъ его:
— Вы не знаете дороги. Вы должны пройти такъ, чтобы никто не видалъ. Я за васъ поручился, что вы никому ничего не скажете.
— Но вдь нужно же отсюда выйти, — возразилъ Ліонель.
— Идите за мной, — сказалъ старикъ.
Съ этими словами старикъ отворилъ дверь въ маленькую комнатку, изъ которой вела узкая крутая лстница внизъ. Оба со шли по ней и остановились внизу.
— Я живу въ этомъ дом, а до сихъ поръ не зналъ о существованіи этого хода, — удивился Ліонель. — По какому же случаю знаете его вы?