Липовый барон
Шрифт:
Мне ещё мой кореш, царствие ему небесное, пред тем как его прибрало, плакался, что любая наркота убивает душу. Просто пусто, и всё на этом. Безвредный гаш и план выжигает её. И память садится, становится кратковременной. Просто перестаёшь испытывать эмоции. От бутирата просто тупеешь.
Этот кореш, который мне плакался, через год умер. Тот ещё кадр был. Я этого покойничка утаскивал от здания административного суда, случайно увидев его на улице, когда он мочился им на стену. Вроде ерунда, но сесть надолго за такую мелочь можно как два пальца об асфальт, за оскорбление суда. Лучше бы я его там и оставил. Посидел бы, глядишь, сейчас жив был бы.
Про остальное ничего не скажу, не
Я только одного человека знаю, который слез, но он ушёл глубоко в религию. Ему после Первой чеченской кампании мозги крутило: насмотрелся на раздавленные траками кишки и летающие головы в сетках, привязанных к заряду гранатомёта РПГ. Жена татарка, трое сыновей. И её перекрестил в старообрядчество. Дети с пяти лет отжимаются больше сотни, и все, кроме самого мелкого, подтягиваются больше тридцатки…
Прихватило меня не кисло. Пять минут таком кумаре, что хоть топор вешай, под бормотание жреца – и меня повело. Какой всё-таки Кастанеда мальчик. С индейцами он там курил и свои галлюцинации записывал на бумаге. Этот Карлос на тот свет людей оправил больше, чем бомбардировка Хиросимы. Сколько после его бреда захотели попробовать?
Примерно на этих мыслях меня замкнуло.
Потом как-то нелепо. Меня прогрузило. Вспомнился почему-то Егор Летов из «Гражданской обороны». Люблю я этого панка, чья беда была в том, что его стихи гораздо умнее его публики, ведущейся только на маты. Бунтующие детишки по малолетке просто не замечают, что за этой ненормативной лексикой прячутся глубокие мысли, эмоции и осознание, что не в человеческих силах что-то поменять.
Мастер скрытого смысла в песнях, мастер интертекста, если по-научному. Для примера, только одна его песня «Про малиновую девочку» смысла несёт больше, чем способен понять средний обыватель. В этой песне он иносказательно, не называя их своими именами, раскритиковал последствия деятельности Америки, Петра Первого, Малевича за его «Чёрный квадрат», Мальвину и Пьеро, священников и инквизицию, социалистических революционеров.
Вспомнился один его короткий стишок про наркоту:
Кролик мусолил капустный листок В 69-м году был знаменитый фестиваль Вудсток Я полотенцем очки протёр У котейки хвостик нечаянно обгорел Введенский в петле плясал Маяковский пулю сосал Передонов зубами во сне скрипел В Сибири наблюдался католический бум В сортире котейка странные звуки издавал Серый котейка блевал огурцом Был обзываем подлецом Всю ночь на помойке мусор горел Май сатанел Под утро из тучи дождик попёр Отчаянно вспотел Егор Глобальные вещи тужились в мозгу Пальцы лазили в бороде Женя Колесов перебрался в Москву Федя Фомин получил п…ы Я в это время песенки орал Передонов умирал Давал недотыкомку напрокат В Австралии есть такой зверёк – вомбат КастанедаЭто стишок ещё удержал меня какое-то время на грани, а потом я отрубился.
В какой-то момент я понял, что жрец пытается меня вытянуть на откровенный разговор. Смешной!
Главное, чтобы на панику не пробивало, это поймать ритм! Начинается у товарища паническая атака – вруби музыку. У меня нет под рукой магнитолы, но есть нос, я соплю и слушаю ритм своего дыхания. Вот это, если честно, было совсем зря. Тут не косяк, тут курильница и я только сильнее ушёл.
Были бредовые мысли, что надо воткнуть вилку в руку жрецу. Потом меня прогрузило, что откуда в этом мире её взять-то?! Тут их нет в принципе!
Были мысли о синапсах. Это врут, что нервные окончания умирают. Уже лет восемь известно, что есть дублирующая нервная система. Фёдор Иванович Гиренок, уважаемый мной профессор, маленько офигел, когда студент с задних парт радостно воскликнул, что теперь можно бухать безбоязненно: мозги не пропьёшь.
С учётом того, что Гиренок без стакана коньяку не начинал лекцию и постоянно держал в руке якобы чай, он оценил мой душевный порыв.
Потом меня колбасило по Сталину. Константиныч – мой друг, физик-ядерщик, работающий под старость простым электриком в общаге. Он много чего рассказывал. Константиныч был неинтересен своим внукам и предпочитал общаться со студентами. С учётом его личной биографии и истории его предков вплоть до прадеда, ну и тому, что он бухал с генералами в восьмидесятые, с ним было интересно. Он знал много тайн Родины и много чего рассказывал.
После войны возвращалось много наркоманов, в основном, по морфию. «Сестричка, кольни, мне так хреново». Сталин поступил просто.
Кто там воет про лагеря?! Всё не так было.
Были при каждой аптеке пункты лечения. Если плохо или похмелье, эти дни шли на заводе как больничные. Плохо – пришёл в аптеку и тебя кольнули, помогли ломку перетянуть. Но при одном условии. Не дай бог ты при малолетках скажешь, что тебе от укола так хорошо или компанию притащишь – суши сухари и в лагеря.
А потом человек оглядывается: он один не работает, так сказать, болеет. Скучно. Перенесёт человек пару ломок и завязывает. Так из страны раненых наркоманов на морфии СССР втянулась в индустриализацию. Я не претендую на то, что это правда. Так говорил Константиныч, а он очевидец тех лет…
Второй раз меня прижало уже по-серьёзному. Я уснул. Приснился мне полный бред.
Я у себя дома, на Земле. В своей квартире, лежу на своём диване. В ушах звенит какая-то нота, постоянный звук на этой ноте. Я голый. Холодно. И обнимаю кого-то рядом со мной, тёплого. Со мной на диване лежит красивая девушка. Я к ней прижимаюсь. Ласкаю грудь.
– Ты кто, милая? – спрашиваю я.
– А я твоя смерть, – говорит она мне и улыбается.
– Смерть? – не верится мне.
– Смерть, – голос её звучит как-то спокойно и разочарованно. – Что же ты меня не целуешь? Обними меня. Мне так одиноко. Люди меня боятся. А я вовсе не страшная. Мне молятся. Меня уговаривают прийти к ним, но они не интересны. Меня молят не приходить к ним, но они скучны. Сломленные и угасающие – пусты. Они видят только конец, а я ведь начало, – сказала она с лукавой усмешкой.
– Не дёшево ли ты меня покупаешь? – спросил я.
– Полюби меня – и я буду тебя хранить и оберегать от встречи со мной. Возненавидь меня – и я буду тебя опекать и провоцировать встретиться со мной, – улыбается мне девушка. – Смотри, настанет день, когда ты сам будешь молить, чтобы я пришла…