Липовый барон
Шрифт:
– А ты-то что орал?! – единственное, что просилось у меня на язык.
– Да так…
Ну конечно. Кто-то может сказать про дружеские чувства, но я-то понимаю, что если кинул в беде кого-то из своего десятка, то потом опустят в части. С чужими делай что хочешь, а за своих – рви хоть зубами, на том стоит и стояла любая армия.
– Что по судьям? Поединок боевой или турнирный?
– С их стороны – те двое. С нашей – тот пьяный курдюк, – кивнул он в сторону мало что отдупляющего пьяницы. Вот такой нам, блин, сейчас насудит. – Ты меня тоже за дурака не принимай,
Правила для турниров – это ограничения: без подлых ударов и прочих грязных приёмов, но и доспехи не трофеятся. Впрочем, у противников нет «железа», так что в самом лучшем случае нам ничего, кроме мечей, не обломится, а мы сами должны защиту скинуть.
В боевых правилах ограничений нет, кто с чем вышел – тот и молодец, но трофеев не будет.
– А почему турнирные? – не понял я. – Не лучше ли чтобы в доспехах…
– Дурак?! Ты жить не хочешь? – прошептал мне с угрозой десятник. – Я уже обо всём договорился. Объяснил, что твои крики – это с перепоя. Ляжем – нас добивать не будут, даже приплатят за ущерб чести…
– Не кинут?
– А кто их знает. Если всё плохо, то ложись. Если видишь, что их делаем, то думай сам… Ты же не обещал от своего имени…
Вот вам и простая дуэль. Казалось бы, просто мясорубка, а десятник нам соломки подстелил на самый крайний случай. И при этом думает, как наколоть тех, с кем договорился. Одно плохо: с судьёй с нашей стороны нам не повезло. При таком пьяном раззяве как бы нас не порвали. Лошок, которого запугают, и он будет заикаясь говорить, что мы сами споткнулись и упали на топор пятнадцать раз. При таком судье я лучше буду биться до последнего.
Юдуса я тоже понимаю: ну не нашлось другого дурака, что полезет в политические разборки, только это ничтожество, пьяное в мясо.
– Гумус, – шепчу я. – На лошади удержаться сможешь? Скачи в часть, бери мой кистень. Если есть кто в казарме – кричи, что дело чести тысячи, ну и что за мной не заржавеет… Веди всех. Я время потяну…
Кто-то, может, подумает, что я дурак. Кто-то решит, что я и в самом деле рассчитываю на кистень. Всё не так. Я могу близким делать по мелочи подлянки в силу своей вредной натуры, но по крупняку – это не мой формат. Обычно в своей жизни я замечал, что люди делают прямо наоборот…
Пусть малой живёт. Вы что, всерьёз думаете, что он успеет доскакать до казармы и потом сюда помощь привести? Ему только до ближайших ворот десять минут скачки, плюс придирки на пропускном пункте от ночной стражи, потом вторые, третьи, потом часть, уговоры. Быстрее чем за час в одну сторону он не успеет.
Вы что, всерьёз думаете, что с нами будут биться почестному? С нами, пьяными, что уже нечестно? Даже если мы просто будем хорошо держаться против троих, то вы что думаете, что два судьи со стороны дуэлянтов не вмешаются?! Им деньги уплачены за исход и не в их интересах, чтобы объект выжил. А то, что мы стали небольшой преградой, ну то мой пьяный крикливый язык виноват…
Что надо делать, чтобы быстрее протрезветь? Съесть жирное, голову под холодную воду. Некоторые говорят,
Что вы думаете, я сделал?!
Разорался на весь салон, что сначала уйду прочитать свои стихи даме, с которой я сидел весь вечер. Ну, это так называется, нашёл способ уйти в отдельную комнату.
А вот сейчас, милая, отстань от меня. Неси холодную воду, Чапай думать будет. Ну куда ты лезешь? Воду неси!
Я стремительно пытался протрезветь. Через десять минут уже пришел в себя настолько, что подумал: а может, ну его на фиг? Может, про меня забудут, пока я тут якобы с барышней кувыркаюсь? Ну мало ли что пьяный дурак выкрикнул? Через двадцать минут почувствовал угрызения совести. Я тут вроде как отмазался, а Юдус из-за меня впух. Через двадцать пять минут уже начал глушить свою совесть бутылкой. Так осторожненько заливал.
Вспомнился почему-то Антеро, как он лакал пиво перед дуэлью. Вот он отмороженный. Нет, ну я-то не такой дебил. Тут просто посижу, типа увлечён процессом, а потом тихо смоюсь. Блин! Как я теперь понимаю моего дегенерата. Ему тогда против чемпиона тоже было до дрожи в коленках страшно, но он встал и переборол свой страх. А я вот такая сволочь! Стремаюсь, лакаю вино.
Через сорок минут я, нарытый на старые дрожжи, вышел от барышни.
Что там за визги?! Ну да! Пьяный я! А мне какая разница, в каком состоянии умирать?! Сами-то часто смотрели в глаза смерти или только по рассказам и книжкам это знаете?!
Я не самый крутой мужик из тех, кого встречал по жизни, так, серединка на половинку. Ну да, маленько трясусь! С кем не бывает?! Но ведь я тут! Сами-то хоть раз ходили на разборки вдвоём против восьми?! Там нам просто почки опустили, ну полежали в больничке, а тут – другой замес.
– Я думал, что ты не придёшь… Четвертая лучина горит… Я всё оттягивал, как мог… – прошептал мне Юдус.
– Согласен… струсил немного… – признался я. – Сам-то что не ушёл по моему примеру?
– Нашу тысячу начали поносить, не мог уйти…
А вот вам ещё одна средневековая черта. Ты можешь совсем не иметь чести или быть последним моральным уродом, но поносить её на людях ты не можешь себе позволить, даже если ты десять раз виноват. Потеряешь авторитет – потеряешь своё влияние. Потеряешь своё влияние – потеряешь связи. Потеряешь связи из-за осуждения равных – потеряешь всё. Нельзя в любом обществе, завязанном на силу, лишаться своего авторитета…
В понятиях девяностых это звучит проще: «За базар надо отвечать. Дашь слабину – нагнут свои же»…
– Когда?
– Сейчас.
Во дворе было темно. Пара факелов только мешала ориентироваться. Лучше совсем без света, чем на границе света и тьмы. Я старательно пытался запомнить кочки и ямы: мне по ним скоро скакать.
После снятых лат кажется, что порхаешь над землёй, но это иллюзия, ты всё та же медлительная скотина. Кожаный поддоспешник я не снимал: лучше потеть, но от касательного ранения он меня защитит.