Липовый чай (Повести и рассказы)

Бархоленко Алла Федоровна

— Чтоб не мешать, — сказала Лика. — Да и песни не знаю.

— Ну? — удивилась та. — А эту знаешь?

Раскачалася рябина над водой, Раскуражился мой милый надо мной…

Лика покачала головой.

— А эту?

Куманек, мое зернышко, Не хватайся-ко за ребрышко…

Песни были незнакомые, ни разу не слышанные, где-нибудь вот так при стройке

дома или в задумчивые летние сумерки и родившиеся, и никто не знал, кто в этой песне придумал слова, кто сложил напев. Просто песня жила, просто являлась к человеку в песенную минуту ниоткуда и пропадала в никуда до следующей минуты.

Из-за угла дома вышла маленькая девчушка с куклой, подергала хозяйку за подол, зашептала громко:

— Тетенька Люся! Тетенька Полина велела, чтобы другая тетенька обедать шла!

— Обедать так обедать, — согласилась Люся.

Девчушка взяла Лику за руку и повела как старшие водят малышей — чуть спереди. Вслед им покатилось веселое:

Дятел дерево рубил, Филин по воду ходил, Галка банюшку топила, Утка щелочь щелочила…

* * *

Тем же вечером Лика вернулась в город, вошла в свою квартиру и застала мужа сидящим у нового телевизора. Он рассеянно кивнул ей, будто она не уходила дальше кухни.

Лика некоторое время смотрела на его редеющую макушку, потом вздохнула и сказала:

— Давай построим дом?

— Дом? — переспросил муж, кидая взгляд тона жену, то на телевизор и на всякий случай прикидывая, во что обойдется починка, если ее не удастся провести по гарантийному ремонту. — Какой дом?

— Деревянный, — сказала жена.

— Давай, — сказал муж, успокаиваясь: новому телевизору пока ничто не угрожало.

— Нет, серьезно, — заторопилась Лика, — я совершенно серьезно… Около Малушина есть озеро Тихое. Я бы хотела там жить.

— Жить? — наконец удивился муж.

— Ну, иногда, — вовремя отступила Лика. — Летом, на выходные… Это не так уж сложно, туда ходит автобус.

— Но дачу можно купить гораздо ближе, зачем же Малушино?

— Я не хочу ближе. Я хочу на Тихом.

— Там дачное место? Кто там живет?

— Там никто не живет. То есть там все живут.

— А кто именно?

— Лоси. Совы. Ну, и другие, я не знаю…

— Веселенькое место!

— Я там сразу заснула, — проговорила она через силу, теряя интерес к разговору.

— Заснула? А, да, да, — вдруг согласился он, — ты права. Конечно, ты права. Делай, как хочешь.

— Как — делай? А ты?

— Я в этом ничего не смыслю. Ты же сама знаешь, что я в этом ничего не смыслю. Возьми деньги и сделай, как тебе хочется.

Она молчала, стараясь понять, чего ей хочется, и хочется ли вообще.

— Денег, наверно, потребуется много… — неуверенно произнесла она.

— Я там взял на телевизор, — сказал он. — Если тебе не хватит, я займу.

— Спасибо, — сказала она, не чувствуя к нему никакой благодарности.

Он, довольный своей широтой и щедростью, кивнул. Она, помедлив, поцеловала его сверху

в редеющие волосы. Он похлопал ее по руке, ласково и отстраняюще.

Лика прошла в дальнюю комнату и попыталась разобраться в своих чувствах. Она не предполагала, что муж согласится с ней так быстро, и это, вместо того чтобы обрадовать ее, угнетало все больше. Он откупился от нее этими деньгами. Свалил все на нее и дал понять, что не хочет иметь отношения к ее затее. И если она надумает строить, ей придется строить одной.

Опять одна, подумала она. Как будто в доме нет главы. Как будто нет мужчины.

Она включила торшер у тахты. Оранжевый свет лег на ковры и книги. На минуту ей сделалось приятно от вида своей комнаты. Эта комната предполагала существование нестертых мыслей и чувств, но ни мыслей, ни чувств не было, книги смотрели немо, будто стояли одни пустые обложки. За ее отсутствие на полу и письменном столе появился тонкий налет пыли. Лика начала уборку, движение несколько рассеяло ее. Она приняла хвойную ванну, думая при этом, что хвойный экстракт пахнет чем угодно, только не хвоей, и снова устроилась на тахте. Комната перестала смотреть отчужденно, признала ее хозяйкой, и Лика почти успокоилась.

Утром она позвонила Садчикову.

— Вы мне нужны, — сказала она.

— Надолго? — спросил он.

Она промолчала, думая о том, что при разговоре с Садчиковым всегда появляется двусмысленность.

— Если я вам нужен надолго, — услышала она его голос, — возьму выходной. Мне положен отгул.

— Возьмите, — проговорила она. — Отгул вам не повредит.

Он хмыкнул в трубку:

— Но учтите, я не выношу безделья. Если мне нечего делать, я сатанею. Мне нужны препятствия.

— Препятствия будут, — пообещала она.

— Встретимся в ресторане? — спросил он.

— Только не в ресторане! — испуганно воскликнула она. Он засмеялся. — Да утром там и не работают. Давайте где-нибудь… В сквере у памятника — вас устроит?

— Бр-р, — сказал он, — не люблю романтики.

— Романтики не будет, — пообещала она.

— Вы меня утешили, — отозвался он мрачновато и повесил трубку.

Она приняла душ, тщательно уложила волосы, потрудилась над гримом, выбрала нежаркий льняной костюм и белые туфли. И, осмотрев себя перед зеркалом в полной готовности, нашла, что выглядит привлекательно и с некоторой загадочной неуловимостью — неуловимостью возраста, настроения и желаний. По теории, подумала она, это должно привлекать мужчин. Впрочем, теперь мужчины предпочитают ситуацию попроще, чтобы не утруждать себя еще и в этой области. Похоже, однако, что Садчиков был приятным исключением, и ей стало любопытно, верно ли она определила его.

Он ждал, нетерпеливо прохаживаясь по теневой стороне песчаной дорожки в сквере, и, похоже, уже чертыхался. На нем были белый костюм и черная рубашка со свободным воротом. В сочетании с седеющими волосами это выглядело, надо сказать, неплохо — на соседних скамеечках уже роились девочки.

Вырядился, павлин, подумала она. Теперь она, кажется, выглядит рядом с ним бледновато. «Впрочем, все это не имеет ровно никакого значения», — сказала она себе и направилась к нему определенно деловой походкой.