Лиса для чемпиона
Шрифт:
Чёрт! Точно! Я же тут боялась… идиотка! Но как можно и дальше трусить, когда тело желает совсем другого. Желает познать этого мужчину как только возможно близко.
— Уверена, ты считаешь меня дурой, — выдыхаю я, но при этом мои ладони ложатся на мужской затылок и тянут к себе.
— Нет. Не более, чем забавной, но при этом очень милой.
— Даже во время рвоты.
Он слегка кривится.
— А тут да. Это не мило, но и не ужасно.
Мы снова смотрим друг другу в глаза, и я тону в этом
— Азалия, если ты не хочешь секса, то и не надо. Я вполне понимаю и…
И я быстро накрываю его губы ладонью. Не хочу слушать дальше.
— Я просто слишком много болтаю. Это реакция на стресс. Не слушай меня.
Царёв оставляет нежный поцелуй на моих пальцах, а потом перехватывает запястье и уже настойчивее целует в середину ладошки.
— А я думал, что всё-таки стресс у тебя в виде рвоты проявляется.
Он снова шутит. Легко и ненавязчиво пытается ослабить ненужное напряжение в моей голове. И почему я когда-то решила, что у боксёра нет чувства юмора. Скорее, это у меня с ним дефицит.
— Он у меня многоликий. Как выяснилось. До появления тебя в моей жизни, стресс так часто не фантазировал.
— Ммм… значит эксклюзивная акция. Я так и знал.
И мужской взгляд обжигает кожу груди, заставляя соски напрячься ещё больше.
Андрей укладывается рядом со мной на бок и возвращает мою руку к себе на плечо, тем самым негласно призывая продолжить мацать его шикарный торс. И я мацаю. Укладываюсь тоже на бок лицом к нему и мацаю от всей души до сорванного дыхания.
Пальцы скользят вниз по развитой сверх меры грудной клетке прямо до пресса. Я с особым вниманием оглаживаю каждый вздрагивающий от моих лёгких прикосновений кубик, пока не дохожу до пояса шорт.
Заминка всего секундная, и то, чтобы просто перевести дух и облизнуть пересохшие губы. Все мужчины одинаковые, Лина!
Оттягиваю резинку шорт вниз, и вдруг открываю Америку снова. А не все! Во-первых, Царёв не носит трусы, ну или это он специально для меня постарался, а во-вторых, тут явно похозяйничал «растикорешок» для хороших всходов сельскохозяйственных культур.
Я замираю, словно забываю, что именно собиралась сделать, но и руку свою не забираю. Так сказать, любуюсь произведением искусства.
— Лисичка, просмотр достопримечательностей как-то затянулся. Ты не находишь?
Поднимаю взгляд и снова таю, забывая о чём хотела сказать. Склероз какой-то.
— Я же библиотекарь. Мне надо составить подробную карточку со всеми качествами на… изделие.
Иисусе! Что я несу?!
Андрей несколько раз моргает, а потом улыбается, но не как обычно этим звериным
— Сейчас составим. Я помогу, — уверенно заявляет муж и прямо с торчащим как древко флага членом резво скачет козликом через меня на другую половину кровати.
— Лежи так. Поза на боку и сзади — самая удобная и правильная на больших сроках беременности. Я почитал.
Андрей действительно удобно пристраивается сзади, опаляя жаром своего абсолютно голого тела. Шорты он тоже где-то потерял.
— Ого. Ты и читать умеешь? — снова кто-то другой внутри меня ведёт тупой диалог с мужем.
Раздвоение личности — это между прочим фиговый диагноз.
— А ещё писать, вышивать крестиком и вообще открыт к изучению нового.
И мужские пальцы вырисовывают узоры и крестики на моей груди, пока не сжимаются вокруг соска, посылая разряд тока вдоль всего моего тела.
— Нового? — придушенно шепчу я, сдерживая рвущийся наружу стон удовольствия.
— Да. Вот сейчас буду распаковывать чакры беременной библиотекарши. Впервые.
Его губы чарующе скользят по моей коже, зажигая миллиарды нервных окончаний.
— Чакры?! — выхватываю из всей фразы непривычное для образа боксёра слово.
– Лия, трахать я тебя сейчас буду! — возмущённо хрипит мне на ухо и прикусывает кожу на плече, видимо отчаявшись достучаться до моей соображалки.
Это его признание по смыслу до неприличия грубое, но в исполнении Царёва, как райская прелюдия для моего тела.
— Ну будешь так будешь, — обречённо принимаю его наезд, и расслабляюсь.
— Лисичка, ты нечто, — чувствую кожей его улыбку, ибо муж словно прилип ртом ко мне.
И это тоже особо трепетно и сексуально.
Его пальцы нежно оглаживают живот, скользят между ног, массируя и лаская клитор, хотя я и так давно готова.
— Такая мокрая, — удовлетворённо рычит мне на ухо, и трахает меня пальцами.
Я лишь мычу в ответ, теребя в кулаке угол подушки. Меня скручивают волны небывалого ранее удовольствия, слишком горячее, невозможное.
— Меня трогай, Лисичка, — обвинительно хрипит муж, и отрывает мою руку от подушки, чтобы перекинуть за мою же голову.
Теперь в моей власти его шея, волосы, которые я нещадно дёргаю, когда оргазм стремительно накрывает и оглушает меня.
Я что-то хриплю, захлёбываясь и сокращаясь на его пальцах. Наверное, так выглядит смерть через прелюбодеяние.
— Такая нежная, отзывчивая, — голос Андрея как маяк в моём личном шторме.
— Ещё, — и это снова не я.
— А ещё такая отчаянная и требовательная, — хрипло смеётся, но я чувствую скрытое одобрение. — Сейчас всё будет.