Лиса в курятнике
Шрифт:
И о том, что не место Лизавете среди людей приличных.
Лизавета дернула плечиком, отгоняя непонятное желание немедля покинуть Вдовий дом. Не хватало еще... можно подумать, прежде на нее не смотрели.
Смотрели.
По-всякому.
И брезгливо. И с удивлением, мол, как это вышло, что у девицы столько наглости сыскалось - людей занятых от дел отвлекать прошениями своими. И оценивающе... и... нет уж, она не отступится.
– Где ожидают?
– Лизавета стиснула ридикюль, борясь с желанием немедля
Что-то нашептывало: отступись.
И вправду, куда тебе в цесаревы невесты? На конкурс? Тебе уж двадцать пять скоро... самое время снять полосатое платьице, отдать сестрам, авось у них жизнь сложится, а твой удел - наряды бумазейные, скучного строгого кроя.
Вышивка.
И...
Лизавета моргнула: она ненавидела вышивать. Тетушку вот занятие это успокаивало, а у самой Лизаветы спустя десять минут страданий над пяльцами появлялось неизъяснимое желание ткнуть кому-нибудь иголкой в глаз.
...титул махонький.
Собой невзрачная... красавица...
– Хватит, - сказала Лизавета, найдя в себе силы взглянуть девице в глаза.
Снулые.
Серые.
Спокойные, как воды Навьи-реки. И этакая характерная безмятежность, сколь помнила Лизавета, свойственна была лишь одному типу людей...
– Что ж, - девушка моргнула, и глаза стали обычными.
Почти.
– Я рада приветствовать вас... Елизавета Гнёздина, если не ошибаюсь?
– Нет.
– Прошу, - менталист - уровень пятый, если не шестой, что само по себе подозрительно, - указала на лестницу.
– Полагаю, нам стоит продолжить беседу в более удобном месте...
– А стоит ли?
– Если вы хотите уйти...
Уйти Лизавета хотела и даже очень, однако врожденное упрямство - ох, может, права тетушка, что мало Лизавету пороли, - не позволило ретироваться именно сейчас.
Глава 5
Глава 5
Ветер здесь пах черемухой. И аромат ее, теплый, летний, проникая сквозь приоткрытое окно директорского кабинета, будто приправлял собою чай.
Нет, чай был хорош.
Кабинет в меру роскошен - Лизавета сполна оценила эту кажущуюся скромность убранства. А владелица его внимательна.
Чересчур уж внимательна. Она сидела, удерживая хрупкую фарфоровую чашечку на раскрытой ладони, и разглядывала Лизавету. И ныне взгляд ее, пусть и живой, и лишенный былого презрения, был преисполнен самого искреннего любопытство, которое, к слову, пугало куда сильней.
– Значит, всех так собеседуют? Зачем?
– молчание стало для Лизаветы невыносимым.
Госпожа Игерьина - при свете дневном стало очевидно, что лет ей куда больше, чем показалось Лизавете внизу - ответила:
– К нашему превеликому сожалению оказалось, что некоторые... конкурсантки весьма легко внушаемы.
Лизавета слегка наклонила голову.
В подобных обстоятельствах?
Это она... нет, конечно, слушок пошел сразу и как-то так даже окреп, утвердился... но получить подтверждение... почти прямое...
В работе своей она привыкла иметь дело с намеками, отчетливо понимая, что от собственно доказательств они весьма существенно отличаются. И сейчас... еще одно испытание?
Конкурс, кажется, будет не таким уж простым делом.
– И я прошла?
– хлопнуть ресницами, но не переигрывать. Обмануть менталиста подобного уровня невозможно, но... кто говорит о лжи?
Лизавета давно научилась играть с правдой.
И нет, она не дурочка.
И не наивна.
Она... обыкновенна. Именно, главное, себя в этом убедить. Просто девушка, решившая попробовать силы. Почему бы и нет? Она ведь имеет право... по условиям конкурса... она...
Менталистка улыбнулась.
И подмигнула: мол, мне понятны твои игры, но я смотрю на них сквозь пальцы. Лизавета провела пальчиком по гладкому фарфоровому боку чашки: не стоит поддаваться.
Прием известный и при толике везения...
...их ведь учили держать ментальные щиты...
– Значит, вы решили попробовать свои силы?
– госпожа Игерьина провела ноготочком по фарфору, и тот издал премерзейший звук.
– Я, конечно, понимаю...
– Лизавета заставила себя сидеть спокойно.
Подобные шуточки менталисты частенько используют, чтобы разрушишь спокойствие собеседника.
– ...что я, верно, не совсем соответствую образу... и может, не так, чтобы красива... но это ведь шанс...
Искренность.
И только она... это действительно шанс, не только для Лизаветы - сама она давно уж смирилась с участью неприкаянной старой девы, - но для сестер. Ульянка уже заявление подала... а как сияла, узнав... тетка, конечно, заподозрила неладное, однако промолчала...
– Что вы, - госпожа Игерьина прищурилась.
– Вы слишком строги к себе. Но я хотела бы знать, что вы всецело отдаете себе отчет... конкурс потребует от вас немалых сил, что душевных, это ведь непросто... что физических...
И вновь внимательный взгляд.
– Я готова, - Лизавета осознала, что она и вправду готова.
И не только ради денег, хотя они нужны, конечно, ведь кроме Ульянки и Марьяша подрастает. И тоже надеется, и никак нельзя ее этой надежды лишать.
А значит...
...ради них.
И еще отца, который верой и правдой служил отечеству. И ради матушки, верившей, что Лизавета обо всех позаботится... и ради себя самой.
Не юная?
Пускай.
Далеко не красавица?
Не важно.