Лисье время
Шрифт:
Канадец поднял переднюю лапу, Татьяна Михайловна часто осматривала лапы – ведь от размера подушечки и пальцев зависит рост. Лисы с крупными подушечками всегда сами крупные.
– Что ты, дорогой? Что там у тебя? Поранился? Ну покажи лапку, подраночек ты мой, страдалец…
Подушка была почти голая, она только к осени после линьки станет волосяной, скрыв когтистые пальцы. Под когтями что-то набилось, что-то кроме почвы и травы… Татьяна Михайловна подняла жёсткую прошлогоднюю травинку репья или какого-то ещё крупного растения, поковыряла под одним когтем, потом под другим, растёрла «добро»
Глава шестая
Дача показаний
Татьяну Михайловну не вызвали в отделение. Спустя неделю после трагедии капитан милиции по фамилии Ястребок и по имени Василий Юрьевич позвонил Татьяне Михайловне и предупредил, что в течение дня «забежит».
– Дома будьте, миленькая, – рявкнул Ястребок в трубку, и тут же раздались короткие гудки, несчастная пушная фея даже «а» не успела произнести, хотела спросить: «А когда примерно, в каком часу?»
– Ну что? Пробил час расплаты? – Зо вышла из комнаты в трусах и футболке, расчёсываясь и убирая непослушные каштановые волны в хвост.
– Зря смеёшься, – отрезала Татьяна Михайловна. – Я последняя, кто видел Вадима живым. Как там Зинов?
– Нормально. – Зо села на табурет за стол, тыкнула вилкой электрического чайника в розетку – чайник забормотал, зашумел, но всё тише, тише…
– Как нормально-то, когда отец погиб. А мать?
– Там все переживают, что похоронить не дают, что потрошат его там, в морге.
– Он же на экспертизе, я не уверена, что это в морге.
– Мама! Ты со своими лисами совсем облисилась. Если у тебя экспертиза в лаборатории, это не значит, что в милиции такие же лаборатории. В морге экспертиза. Просто в отдельной комнате. Зинов туда ходил на опознание.
– Почему Виталик, а жена?
– Потому что мама испугалась. Справку какую-то взяла. Виталя ходил и мать, то есть его бабушка.
– Ну а как Виталик вообще?
– Да говорю же – нормально.
– Что может быть нормального, когда ты организовал облаву на станцию, которую сторожил твой отец, а в итоге отца нашли обезображенного и бездыханного?
– Моего отца не находили, мам!
– Ну я просто так объясняю, второе опосредованное лицо.
– А ты не объясняй. Нормально Виталя, говорю.
– Ты много что говоришь.
Чайник забурлил, запарил, Зо выдернула шнур, насыпала кофейный порошок.
– Что за жизнь? Кофе не достать!
– Зоенька! Этот лучше, просто сварить надо было.
– Да ну, буду эту бурду пить. Арабика вонючая. А я хочу бразильский. Растворимый!
– Всё растворение…
– Да-да,
– Не знаю. Я ходила, только обещают. Да мы и весенние только в мае получили.
– Сейчас нас с тобой посадят, и пропадут заказы, – усмехнулась Зо, потягивая бурду с большим удовольствием.
Боня и Борис сидели в ногах у хозяек и смотрели даже не в рот, а в глаза завтракающей Зо.
– Всё-таки приглядись к Виталику. Может, он в себе всё держит.
– Ой, мама. Мне бы к себе приглядеться. Меня трясёт с того дня. Пошли лис выпускать, и – убийство. И главное, кто-то, значит, знал, что мы лис выпускаем, зачем-то пришёл после нас и убил его.
– Но послушай, Зоя! Ведь Вадим обгрызен лисами.
– Ну это-то я могу понять. Лисы у тебя умные. Если, ты говоришь, он уже электроды стал им к хвостам привязывать, то я бы на их месте тоже его загрызла. Они, мам, знали, что его убьют, вот и вернулись.
– Зоя! Скажешь тоже. Никогда бы лиса не стала возвращаться, если можно убежать. Ты, кажется, забыла, что лисы заметают следы всегда.
– Мама! Ты своих лис вообще не знаешь. Им никакие следы заметать не надо. Они ж у нас почти заговорили!
– Ерунда! Ересь. – Татьяна Михайловна затеребила разрез халата, как бы закупориваясь, стремясь, чтобы халат спрятал её от этого ужасного мира, в котором к ней должен прийти следователь.
– Мама! Мама! Я их полгода кормила, они говорят! Они от голода стали вундеркиндами! Они всё понимают! Они переживают!
– Они издают звуки, скуление, пыхтение, покряхтывание, лаяние, это звуки такие, не могут лисы говорить, у них мозг для этого неприспособлен. – Татьяна Михайловна внимательно слушала дочь, ещё внимательнее смотрела на её реакции: выдумывает – не выдумывает. Как учёный Татьяна Михайловна привыкла выслушивать и анализировать все версии, вплоть до фантастических, исключая, конечно же, зелёных человечков и летающие тарелки – это сказки для тёмных людей.
– Да знаю я, но я такое удовольствие получала, когда их кормила, мы так сдружились с ними. Тебе все наши, кто с нами ходил, скажут то же, что и я.
– Хорошо. Что лисы говорят? Какие слова?
– Да нет. То, что говорят, это я одна их понимала. Все скажут, и Галька, и Стелка, и Вишневская: они очень хорошо на кормящих реагировали.
– Будешь тут хорошо реагировать, если голодным остаёшься почти ежедневно. Кстати, как все остальные? Что твои-то говорят? Пахомов что говорит?
– Мама! Да никто ничего не говорит, мы же договорились, когда отступали: ничего не было.
– Но ведь такая трагедия…
– Мама! Мы поклялись, что будем молчать, вот и молчим.
– Тут ситуация такая: молчи не молчи, всё разузнают.
– Мама! Да кто разузнает-то? Люди вон в очередях талоны отоваривают, за сигаретами охотятся, за песком, за водкой, охотники ружья поехали закупать куда-то далеко… Собак скоро нечем кормить будет, я охотничьих имею в виду. А ты – разузнают. Да все сидят по квартирам и размышляют: как бы шубу выгоднее перекупщикам продать. В магазин при фабрике на неделю вперёд записываются! Ночуют там, очередь стерегут. А ты – разузнают.