Лисёнок по имени Серёжка
Шрифт:
— Я слишком стара для этого дерьма! — процитировала Ольга свою одногруппницу Людку, уже отметившую в училище 35-летний юбилей и взирающую на творящийся вокруг бардак с мудростью нянечки психиатрического отделения для буйнопомешанных. — Не буду я пирсинг делать…
— В 33 года стара? Да ладно! А кто, кто мне рассказывал про белый ирокез на голове? А? — подколол в ответ мужчина, обеими ладонями пытаясь поставить на короткостриженной девичьей макушке боевую прическу североамериканских индейцев.
Та не осталась в долгу, ероша серебристо-седые кудри Чернобурцева. Возня заняла еще несколько минут, в ее процессе половина курток попадала с вешалки на пол, и случайным
— Ну короче! Касание серебра — неопасно. Серебряный кинжал в ребра — смерть для оборотня. Так?
— Ну… вообще не только для оборотня, — вскинул густые брови преподаватель воздушного права. — Обычному человеку от этого тоже не поздоровится!
Заметив, что Ольга закатывает глаза по поводу его занудства, с трудом, однако же, сдерживая смех, Чернобурцев добавил:
— Да, верно. У меня в юности мама вышивала. Ну, хобби такое было у нее. Так однажды она купила иголки для этого дела с посеребрением и случайно уколола палец. Заживало месяца три… Да и я сам, кстати, пацаном был, решил выпендриться с серебряными струнами на гитару. В Москве доставал через родителей приятеля.
— А струны-то чем не угодили?
— Да не поверишь! Порезался! Да-да, «единичкой», самой тонкой… ух, что было. В итоге меня в Рязань возили врачам показывать.
— Ты… — Ольга бросила быстрый взгляд на Сергея Алексеевича, прощупывая реакцию на фамильярное обращение. — Вы еще и на гитаре играете?
— Ты, — фыркнул ее любовник, богатой мимикой указывая на неуместность официальных форм в текущем раскладе. — В юности играл, да, тогда все это как поветрие было. Только ленивый не выучил три аккорда и не развлекал барышень своим блеянием под луной… а после того случая бросил. Думал уже, вообще без руки останусь.
— Ну, барышень под луной ты-то точно не развлекал, — понимающе хихикнула Ольга. — Если только лисичек каких-нибудь пушистым хвостом очаровывал!
Тут, конечно, Сергей Лексеич показал себя во всей красе, искренне возмутился по поводу зоофильских намеков, и произойди такая отповедь на паре, у курсантов лица позамерзали бы и отвалились. Но на своей территории Оля ни черта не боялась.
— Убедил? — тихо шепнул выдохшийся оратор в маленькое ушко.
— Вполне, — благодарная слушательница привстала на цыпочки, целуя его в губы. Но стоило Сергею углубить поцелуй, тут же отстранилась:
— Получается, что этот алкоголик бастановский точно и не знал, что ты оборотень. Вернее, точно не знал. Плохо подготовился: ни капли серебра!
— Ну да. Но у него хоть мотив был для мести. Я тут посчитал убыток… ну, в курах, так сказать…
Ольга согнулась пополам от смеха.
— Зря смеешься! По-хорошему, чтоб с ним расплатиться, мне машину надо продать… которой и так нет.
— Машину, которой нет… Слушай, а вот Ярченков. Он, случайно, не оборотень, а?
Сергей Алексеевич посерьезнел вмиг. Долго сверлил девушку особистским взглядом. Потом нехотя признался:
— Ну да, верно.
— А в кого превращается? В собаку? — не унималась Оля.
— Пес-ягдтерьер… — Чернобурцев поморщился. — Вообще, в училище оборотней немало. И среди курсантов, и среди преподавателей. Инструктора летные тоже некоторые…
От любопытства карие глаза будущей летчицы заблестели как маслинки:
— Вы чувствуете друг друга? Как-то можете опознать? В человеческом облике?
— Не совсем так. Можно опознать наличие гена в человеке, а саму способность — нет.
— Как так?
— У меня есть младший брат, на телестудии работает
— А Ярченков?
— Ну, тот вообще чистокровный, без примеси людской крови! Породистый! Хотя женился в итоге тоже на человеческой девушке…
— А вы… ты?
— И я тоже. У меня сын от первого брака твой ровесник, кстати, — смущенно улыбнулся Чернобурцев, тыльной стороной ладони погладив щеку девушки. — И он тоже оказался без способностей, в мать. Она не оборотень. Не нашел такую же, как я. Ни разу.
— Жалеешь?
— Раньше жалел.
— А теперь? — Ольга закусила губу.
— А теперь нет, — длинный палец щелкнул девушку по кончику носа. — Не жалею.
Зверья в Авиагородке было много во все времена, начиная с основания здесь летного училища в военном 1943 году. Собаки, кошки и птицы — извечные спутники и компаньоны человека пользовались любовью и лаской, получали нехитрые угощения. В каждом доме непременно жил кот, а то и два. Сдохнуть с голоду в Авиагородке даже ничейному зверю не позволили бы курсанты и сердобольные бабушки. Собаки облюбовали себе наблюдательные пункты перед столовой и зданием СКП на границе с летным полем. Тут они ждали, не вынесет ли какая добрая душа кусок котлетки или не поделится ли дежурная летная группа остатками стартового пайка? Кошки — те были похитрее. Они на территорию училища почти не забредали, предпочитая трубы теплотрассы возле жилых домов городка или подвалы многоэтажек. Тут их и находили двуногие благодетели с кульками съестного. Неунывающие шустрые синички и толстые жирные голуби тоже не бедствовали, в их распоряжении были кормушки и подвешенные на дереве кусочки сала. Но с недавних пор все изменилось. Сначала исчезли дикие птицы вроде сов и филинов, гнездившиеся в соснах у курсантских казарм. Потом начали пропадать собаки. Кто-то говорил, что приезжал отстрел, а кто-то — что отравили. Потом среди кошек приключилась эпидемия неведомой хвори. Напуганные хозяева перестали выпускать питомцев на улицу. По-хорошему — правильно сделали, но тем, кому улица была единственным домом, стала угрожать реальная опасность. Поближе познакомившись с зоозащитницей Ольгой, всякий раз горько переживавшей эти события, Сергей Алексеевич задумался. Действительно, в отравлениях собак была определенная закономерность по времени. Не то, чтобы только по пятницам или раз в месяц… но была. И вскоре ему представился случай установить, какая именно.
Поздно вечером возвращаясь с авиатренажера кружной тропой, Ольга заметила светящиеся во тьме кустов глаза. Привидений будущая летчица не боялась, во всякую чертовщину — несмотря на отчаянный роман с лисом-оборотнем — не верила, а потому присела на корточки и посвистела немного в сторону густой растительности.
— Ну иди, иди сюда, мой хороший, — девушка протянула руку. И на ее зов из зарослей вылез некрупный песик. Опасливо принюхавшись, подошел ближе. На шее блеснул ошейник.
— Зверь, ты чей? — спросила у него курсантка. Пес, само собой, не ответил, но, как показалось девушке — очень внимательно оглядел ее лётную форму и отливающие серебром нашивки. А потом стукнул правой передней лапкой по земле и тихо — даже не гавкнул, а просто взбрехнул.