Лисёнок Ян и Кристалл Судьбы
Шрифт:
И они с Анной удалились, оставив детей одних. София тоже пожелала всем спокойной ночи и ушла в комнату девочек. Ян сразу схватился за книгу, но Тим выхватил ее и отложил в сторону.
— Пойдем спать, Янчик, еще успеешь начитаться. Я надеюсь, ты не храпишь?
— Я-то нет, но не могу поручиться за Лэсли. Ты идешь, кстати?
— Да, через минуту, — ответил Лэсли. — И кстати, я не храплю! — с обидой сказал он, бросив быстрый взгляд на Адель.
Ребята ушли, а он сделал вид, что ему надо проверить камин. Адель поднялась с дивана.
— Такой приятный сюрприз вы мне сегодня
— Это все идея Яна, — улыбнулась она, — но я очень рада быть здесь.
— И я рад, что ты здесь, с нами. Завтра катаемся?
— Конечно. Ну, что? Спокойной ночи?
— Спокойной ночи, — сказал он и проводил Адель взглядом до дверей спальни девочек. Он подошел к окну — яркие звезды крупными алмазами украшали ночное небо. Завтра будет хорошая погода.
Глава 2. «Последний приют».
С самого утра в доме была кутерьма. Дом стонал и трещал, приговаривая, что в жизни не видел такой шумной семейки. Дети носились по комнатам, кидались шапками и лыжными масками, чуть не разбили окно!
— Какой невероятный бардак они устроили, с ума сойти можно, — ворчал дом.
Наспех выпив кофе, нырнув в свои лыжные «скафандры» и «космические» ботинки, галдящая компания, наконец, вывалилась на улицу. Солнышко ласково пригревало, теплый ветерок подгонял облака на лазоревом небе, над деревней стояли столбы дыма из сотен печных труб. Устремленные строго вверх, они предрекали хорошую погоду.
Загрузившись в очередную подоспевшую вагонетку подъемника, все немного успокоились. Суета дома и утренних сборов осталась позади. У кого-то из лыжников в небольшой оживленной компании молодых людей в наушниках играла веселая музыка, они переговаривались и смеялись над своими собственными шуткам. Атмосфера царила расслабленная, все приехали отдыхать и кататься, у всех были каникулы.
В окно насколько хватало глаз простиралась горная гряда, ослепительно блестевшая ледяными маковками скалистых утёсов. Величественная картина открывалась по мере того, как вагонетка ползла вверх. Их деревня осталась уже далеко внизу, едва различимая на фоне темной равнины. Горы приближались, ослепляя отраженным от снежных вершин солнцем. Весьма кстати оказались затемненные маски, защищающие глаза от такого яркого света. Сквозь них было хорошо видно каждый гребень, каждый выступ, каждый горный пик.
Что может быть величественнее гор? Они подавляют своей значимостью, величиной, человек на их фоне, кажется, просто муравьишкой, песчинкой, потерявшейся на склоне. Горы — это целый мир, огромный, непознанный, гордый. Гора стояла здесь с сотворения мира и будет стоять еще тысячелетия. Поколения людей уйдут, придет новая эпоха, пройдут войны, наводнения и цунами, катастрофы и бедствия, а горы будут стоять. Стоять и поражать своим великолепием, тишиной, покоем, безмолвием. Здесь совершенно другая природа, другой воздух, другая энергетика — мощная, пронизывающая, возбуждающая, дающая, наполняющая. В горах ты сам становишься твердым, как скала, решительным и смелым, отчаянным и бесстрашным. Тебе все по плечу, ты веришь, что все можешь. Горы — это испытание, но они же дают тебе силы преодолеть его.
На горе, однако, оказалось довольно-таки холодно, дул резкий пронизывающий ветер. Тим и София остались на первой станции, «ползать» на учебном склоне. Анна и Джон решили выйти на второй станции, склон там был великолепно подготовлен, ратраки работали всю ночь, чтобы сделать катание наиболее комфортным.
Лэсли и Адель планировали ехать до конца, на самую верхнюю точку — станцию «Последний приют». Трасс там не было. Это было свободной катание, зона фрирайда — для самых смелых и отчаянных, для тех, кто хочет испытать себя и свои силы, для тех, кто уверен, для тех, кому уже не интересно обычное катание, а хочется чего-то большего: вызова, драйва, ощущения опасности на грани фола. Ян увязался за братом.
— Ты уверен в своих силах, сынок? — спросила Анна, — Катание высоко в горах — это совсем не одно и тоже, что внизу на склоне. Воздух там разреженный, дышать тяжело, да и вообще, гораздо все сложнее, а вы еще недостаточно вкатаны …
— Мам, все нормально, я не первый раз стою на лыжах, потом, я ж не один.
— Все нормально, мам, — сказал Лэсли, — я присмотрю за ним.
Джон и Анна вышли на своей станции, а Ян, Адель и Лэсли пересели до следующей. На этот раз в кабинке подъемника было тихо, никто не шутил, не острил, не играла музыка. Здесь собралась серьезная публика. Люди настраивались на сложный спуск. Из окна уже не было видно долины, только горы, только белая пелена до самого горизонта.
Лыжники, которые ехали с ними в одной кабинке, были укутаны так, что не было видно ни лиц, ни глаз. Светоотражающие зеркальные очки, мягкие черные маски на лицах — от холода, у многих за спинами висели рюкзаки со специальным снаряжением.
— Смелый парнишка, — сказал один из лыжников, кивнув на Яна. От пристальных взглядов ему сразу стало как-то не по себе. Он вдруг почувствовал себя абсолютно не готовым, но признаться в этом он уже не мог.
— Подумаешь, спуститься с горы… Тоже мне достижение, — думал он, — Да все хорошо будет…
И все-таки, какая-то непонятная тревога все росла и ширилась в его сознании. Когда они вышли из кабинки, сомнений больше не осталось. Он понял, что лезть так высоко в горы в первый же день — было большой ошибкой.
Наверху было очень холодно, пронизывающий ветер уносил с собой остатки тепла, маски на лицах тут же покрылись инеем, от них шел густой пар. Никакой нормальной трассы не было и в помине, лишь смёрзшиеся глыбы снежной массы, бездонные расщелины, глубокие трещины в земле, убегающие вниз и заканчивающиеся где-то в непроглядном мраке.
Воздух был разреженный. Едва он вдохнул его, так сразу понял, что дышит практически пустотой. Ян почувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Воздуха не хватало, дышать было трудно, он задыхался. Ноги и руки сразу отяжелели, стали ватными, малоподвижными, скованными. Было ощущение, что земное притяжение усилилось в десятки раз.
Бывалые лыжники, обогнав их, уже начинали спуск. Через каких-то пять — десять секунд они остались абсолютно одни в этой безмолвной пустыне льда и снега, продуваемой всеми ветрами Земли.