Лишённые смерти
Шрифт:
Против воли, словно ведомая чужой мыслью, Мира быстро, воровато глянула на кроватку и тут же снова отвернулась к окну.
"Ещё размытые, неясные черты, но: о, однажды они обретут чёткость", - безмятежно спящий, этот мальчик был ещё больше похож на Алана.
"Другое имя, другая жизнь, но это - Он. Через десять, пятнадцать лет ты вновь обретёшь свою "навеки потерянную" любовь!
– опять мистические предчувствие. Мира отогнала его. Винсенту почти пять лет. А Алан погиб чуть больше двух лет назад...
"Это случайное сходство. Какая глупая шутка, судьба! Ты разучилась шутить!"
Она усмехнулась. Холодные звёзды мерцали, перемигиваясь. Да, сегодня великая
"Никогда", - шептала ты недавно, проснувшись в слезах. Как ты ошибалась! Как смеётся сейчас судьба: на, получай! Этот мальчик так похож на того - смотри, любуйся, жди: он подрастёт, и ты приведёшь его в свою вечность. О, ему понравится! Но почему ты так боишься хотя бы обернуться: вновь посмотреть на него, вновь вспомнить черты любимого лица? Ты что, боишься этого ребёнка?! Почему ты боишься его?
Ответ был в прошлом.
Мира лбом прижалась к стеклу, всё также вглядываясь в горы на горизонте. Стёкла чуть дрожали - снаружи дул сильный ветер.
...Первое лето её бессмертной жизни. Длинные светлые дни - солнечный мир, мир смертных, мир живых... Он наступал на тёмное убежище вампиров со всех сторон. Лучи солнца пробивались сквозь ветхие шторы, сквозь щели в крыше на чердаке. Сияющая смерть ждала их за порогом дома. Под этим солнцем они были тенями, не более... Мира и Алан охотились теперь гораздо больше и чаще, крали всю жизнь без остатка, но и этого было мало! Охота больше не была развлечением, она стала необходимостью. И всё равно днём сил хватало лишь на то, чтобы открыть свой новенький гроб, лечь в него и захлопнуть крышку. Обретя бессмертие, Мира отдала свою жизнь - одну, всего одну, но эта небольшая утрата стала камешком, породившим лавину. Иногда ей представлялась какая-то огромная воронка на месте пустоты - потерянной жизни: один конец её уходил в небеса, другой терялся в нижнем мире. Она чувствовала себя волшебным пустым сосудом: всё, что в него проваливалось - исчезало, и эта пустота внутри требовала, молила, гулко кричала: Ещё! Ещё! О, как голодна Она до чужой жизни! От зеркал Мира бежала в страхе. Её отражение было... мёртвым, и ужасное чудовище пристально глядело со дна тёмных, казавшихся пустыми, глазниц. Она не могла постичь облика этого огромного, голодного зверя: чудовище было слишком страшным. Однажды вампирша почти поймала этот образ в новом гладком зеркале, и оно разбилось, узнав силу её мёртвого взгляда. Чудовищная тень навеки поселилась в нём, и Мира отправила зеркало на чердак, к старому хламу. Отныне она смотрелась только в треснувшие, убитые другими зеркала.
Днём она лежала в своей маленькой пещерке без сна, уставившись в темноту искусственной ночи широко открытыми глазами. Она боялась уснуть. Во сне вампирше являлась её суть - тень с той стороны зеркала, и видеть это вновь и вновь было свыше её сил. Мира была готова к преображению, так ей казалось, она упивалась своей новой силой, свободой, красотой, ведь часто в смертной жизни, глядя в звёздную ночь, она грезила Падением. Но та бездна её фантазий была полна ярких, завораживающих огоньков, она не была Пустой.
"Нет ни жизни, ни смерти, только Пустота везде, - шептала вампирша, - и Она поглотит меня однажды. Пустота - вечный страх вампиров... Кто мы, бессмертные боги, дети Ночи? Лишь тонкие, хрупкие оболочки, невесомые как тень: Пустота вовне, неназываемая тьма внутри... Это и есть моя вечность?!" -
Однажды, думая так, она закричала. Кричала в темноте долго, отчаянно, безнадёжно, пока Алан не откинул крышку её гроба.
– Прекрати немедленно!
– приказал он, но жалобно, точно это была просьба.
– Что ты?!
– Я? Да...
– Мира глубоко вздохнула, унимая всхлип.
– Я... просто устала. И хочу есть.
– Не кричи так больше! Никогда!
– его глаза были стеклянными, странными. Глаза самоубийцы!
– Не смей так кричать!
–
И уже Мира обнимала его, успокаивая:
"Тебе страшно? Хорошо, я не буду", - она не осмелилась говорить это словами. Озвучить свой страх, значит, выпустить на волю невообразимое чудовище... У кого достанет сил загнать его обратно в клетку?
Но Алан услышал это "страшно". Они давно знали мысли друг друга, как свои.
– В первое лето тяжело, - зашептал он, отвечая на её порыв, - но ты привыкнешь. А этой осенью мы оставим дом и вдоволь погуляем по Северному Княжеству! Пока Владыка не возвратился, вся Термина нам открыта! Здесь мне скучно, а тебе?
– Да...
– призналась Мира.
"Здесь везде... Пустота".
– Потом можно отправиться в столицу, - радостно блестели глаза вампира.
– Вот, где мы повеселимся!
– В Дону?!
– опешила Мира.
– Здесь на нас скоро объявят охоту. Не смертные, так бессмертные. Мы уже многократно превысили установленный Владыкой предел убийств, - Алан засмеялся.
– Только в Дону!
Мира долго молчала, вглядываясь во тьму на дне его глаз. Всё же спросила:
– Скажи, верно ли, что мы губим свою душу, когда обретаем бессмертие carere morte?
– Разве ты больше не чувствуешь её?
– Не знаю.
– Ты говорила, что любишь. Разве можно любить, не имея души?
Мира покачала головой:
– Теперь - не знаю...
В темноте и тишине пустого дома, кажущегося огромным, как ночь, они прижимались друг к другу, но больше не могли согреться. Два потерянных ребёнка, напуганные отчаянием в глазах напротив, напрасно ищущие спасения... О, эта дьяволом внушенная любовь! Алан выдумывал самые изощрённые способы охоты. Он убивал просто для удовольствия. Он мог бросить жертву умирать, едва попробовав её кровь, если эта кровь ему не нравилась, и искал дальше, перебирая ещё многих, пока не находил "свой любимый вкус". Иногда он пил "стерильную" кровь детей, уверяя, что она придаёт живой, розовый оттенок коже...
Алан был её безумцем. Часто его взгляд пугал её...
Мира поняла свою тревогу. Этот мальчик, Винсент, был чист, невинен. Он, наверняка, был добр. Она мечтала увидеть его взрослым и в то же время боялась узнать в нём чудовище, каким был его погибший двойник.
Тревожно мерцали звёзды. Тревожно молчали горы. Молчала вся земля, ожидая чуда... Время почти остановилось, секунды превратились в часы. Мира закрыла глаза, считая удары чужого сердца, слушая текущую рядом жизнь. Каждый удар странно, больно отзывался внутри. Она едва досчитала до сотни, как сердце мальчика словно сбилось, и настала оглушительная тишина. И в это обернувшееся вечностью мгновение тихое ночное небо поразила стрела молнии. Яркая быстрая полоса перечеркнула созвездия, разделив небо пополам, и исчезла, оставив дымный след. Звезда скатилась с небосвода, вспышкой полоснув по закрытым глазам, и Мира прикрыла глаза рукой. А сердце рядом уже забилось вновь - она и не успела испугаться, и снова зазвенела пустота внутри под этими ударами. И время возобновило бег.