Лисичка
Шрифт:
Лжи моей жимолость, лени моей белена,
Вот между нами уже вырастает стена -
Башни, зубцы и бойницы.
Кстати, во время одной из таких попыток заполнить водкой пустоту я и познакомился с Гариком. Он тоже посещал мероприятие с женой, убей меня Бог, не помню - со второй или с третьей, но очень похоже было, что у него проблема того же свойства. Так что, судя по тому, как дела обстоят сейчас, я все-таки могу эффективно коммуницировать вопреки. Не оставляю поиска путей для самореализации. Впрочем, моя жена тем же самым занимается с этим Вадимом. Что-то во мне не так, раз она ищет, где лучше. Понять бы ещё, что она ищет, но это меня совершенно не волнует. Я себе нравлюсь. И не только себе. Гораздо больше беспокоит меня, что мое поведение в данной ситуации совершенно индифферентное. То есть мне плевать. И это не социально одобряемое поведение, и если дойдет до публичных разборок, во всем буду виноват я. Общество не прощает индифферентности, а любит борцов и собственников. Даже не собственников - хапуг, которые стремятся подмять под себя всё, до чего дотягиваются потные
Не подходи, и держись от меня в стороне.
Занят я - я изучаю узор на стене,
Чтобы в неё провалиться.
Хотя почему нехорошо, если это происходит. В том числе со мной происходит, этот бедолага Вадим именно мою жену рассматривает в качестве предполагаемого социального партнера. И, кстати, не бедолага он вовсе - тестирует качественные автомобили, преимущественно не нашей сборки, потом пишет обзоры для тематических изданий и сайтов. Коллега, фактически, я той же ерундой занимаюсь, правда, в сфере культуры и, прости меня Господи, которого нет, искусства. И юдоль моя незавидна, если сравнивать. Ведь машины, которые дают Вадиму, худо-бедно ездят, перевозят грузы и оберегают водителя от губительного воздействия окружающей среды. Да и на алименты помогают зарабатывать, не будем об этом забывать, это важно. А я, если позволить себе грубую аналогию, только что посидел в непонятно как тюнингованном "Запорожце", у которого в процессе тест-драйва отвалились все четыре колеса. А подушка безопасности сработала у меня под задницей, и я пробил картонную крышу головой. Отчего не покидает меня ощущение, что я выгляжу как идиот, хотя внешний вид мой традиционно шикарен. Официантка то и дело на меня зыркает, и это не тот взгляд, которым следят за клиентом, что собирается свалить не заплатив. Она тоже думает там что-то о себе, но совершенно зря - девушек из Замкадья я воспринимаю исключительно как элемент ландшафта. Как деревья, лавочки, светофоры, вот это всё. Жизнь показала, что это один из самых ценных моих талантов. Многие за подобную чуйку отдали бы не раздумывая глаз и левую руку. Впрочем, что это я - многие и отдали, и гораздо больше отдали. Тот же Вадим. Он как рыба, заглотившая крючок слишком глубоко. И когда его бывшей захочется рыбку съесть, она просто вывернет его наизнанку. Без наркоза и каких-то церемоний. А моя дура, видимо, совершенно не прочь при этом поприсутстсвовать. Кстати, ценный, а главное - интересный опыт. Почему я должен мешать ей в обретении этого опыта? Не должен и не буду. Как и полагается совершенномудрому, буду сидеть на берегу реки и смотреть, как мимо проплывает труп врага. С отгрызенной рукой и безжалостно выпотрошенный. Сидеть, потягивать пивко и любоваться видами. Можно сказать, что я в каком-то смысле уже это делаю, прямо сейчас. Полтора литра портера усосал, какой молодец! Как бы от Гарика не огрести по такому случаю. Счёт, будьте добры.
Что там скрывать - я и есть между нами стена.
Башни до неба и ров, не имеющий дна -
Яма до самого Ада.
Уже на улице, на солнышке, меня накрывает по полной. Хорошо-то как, Машенька! То есть Машенька не при чём, но всё равно хорошо. От ярмарки дефис фестиваля здорово разгрузило, а от семейной ерунды, конечно же, нет. Какие вообще решения существуют у такого рода проблем? Закричать, затопать ногами - нет, вы с Вадимом никуда не пойдете, и не звони ему больше, и не переписывайся! И из друзей удали, а лучше сама удались изо всех соцсетей! Нечего тут! Kinder, K"uche, Kirche! Что, однако, полный бред и какое-то мудачество обреченного. Бессмысленное и безрезультатное. Не может так вести себя человек, в свободное время читающий "Actes de la Recherche en Sciences Sociales" на французском. Впрочем, это уже не про меня - больше года не могу себя заставить, заедает бытовуха, текучка и алкоголизм. Вот оно, значит, и воздалось мне по вере моей в мудрость европейских постструктуралистов. Утративший веру утрачивает всё - это про меня. Но я опять обезьянничаю, и это очень грустно, потому что обезьянничаю внутри себя и для себя - больше некому оценить мой широкий кругозор и свободу взглядов. Да и европейские социологи начиная с 1975 года так и не смогли ответить на тот вопрос, который я сам себе пытаюсь задать. Они даже собственно вопрос сформулировать не смогли, а через три года журналу стукнет сорокет. Юбилей, который не отмечают. И это тоже грустно. И юбилей, и сорок лет кобыле в трещину. Что вообще в таких ситуациях должны делать умные, начитанные мальчики? В каких книгах искать ответы и поддержку? Что предлагает нам на эту тему та же великая, как говорит Гарик, русская литература? Да ни черта, как и во всех остальных случаях. Перечитав сотни километров текстов различных стилей и назначений, я так и не понял, зачем всё это было, ради кого. Какие-то душные, многословные, вымученные и выморочные истории про нелепых людей, которые сначала бездарно профукали свою жизнь, потом свою страну. Потом повторили. Современники, о которых
Всё, что случилось и дальше случится со мной,
Стало стеной и впоследствии станет стеной.
Так мне и надо.
3.
Текст пишет сам себя назло и вопреки,
Приходит в это мир как доминантный ген.
А люди не при чём, мы все - проводники.
И ходим после с ним как с гирей на ноге.
В нашей комнатке четыре стола. Справа у окна - стол Гарика, он сидит, уставившись в монитор, иногда что-то быстро печатает. Между ним и дверью должна сидеть Катя, но она уже куда-то свалила с обеда. Напротив Гарика стол Маши, сама Маша с понедельника в декрете. И, наконец, по диагонали от Гарика, в самом темном углу стоит мой стол. Дверь открывается так, что входящий закрывает меня и не видит. Разговоры обычно ведутся с порога, потому что комната маленькая, а в проходе обычно стоит какая-то дрянь. Это позволяет мне невозбранно греть уши - не все привыкли, что за дверью, открытой внутрь комнаты, обычно сижу я. Катю это почему-то бесит - видимо, на моем месте должна была быть она. А Гарика иногда веселит - я, пользуясь своей невидимостью, пародирую гостей мимикой и жестами. Гарик иногда посмеивается, но вообще ему плевать.
– Как дела?
– приветствует меня начальник, не отрываясь от монитора.
– Пока не родила, - отвечаю я ему, не придумав на ходу ничего интересней.
– Надо чтобы родила, - Гарик чуть отворачивается от монитора и дает мне руку.
– У нас тут кое-какие изменения.
– Какие же? Что-то по моей части?
– Да, - задумчиво выдыхает Гарик, вернувшись к работе.
– По твоей.
Нифига себе, думаю. И здесь всё не слава Богу.
– И в чем же вина моя, князь? Не вели казнить...
Гарик снова отворачивается от монитора и упирается в меня отсутствующим взглядом.
– Ну, помимо того, что ты разгильдяй, бездельник, лентяй, тунеядец и хронический неудачник, ты еще...
– Лжец, анархист и конокрад.
– Да, и конокрад, - мысль Гарика застревает на чем-то, он приходит в себя через несколько секунд.
– Не сбивай меня. Что там на ярмарке?
– Как бы тебе сказать...
– Как есть. По существу. И без шуточек твоих дебильных. В двух словах можешь сказать?
– Полный. Отстой.
– И всё?
– Очень полный. Очень отстой, - стараюсь отвечать корректно, но Гарик от этого только заводится.
– Ну как отстой-то? Там же нормальные ребята должны были выступать. Тысячники всякие и медийные персоны обещались быть, какую-то программу должны были представлять, сборники какие-то...
На каторге моей есть кофе с коньяком,
И кресло для меня, и миски для кота.
Я так о ней мечтал, что принял всё легко,
И столько ерунды от счастья накатал.
Я прохожу к своему месту и откатываюсь на стуле к самой стене, всерьёз подумывая о том, чтоб забросить ноги на стол.
– Нас предали, Гарик. Никаких тысячников и медийных персон я там не видел. А, не сидел там один дуб с какой-то рыжей хипушкой, которая учила детей рисовать. И радостно снимал это всё новой говнозеркалкой.
Гарик меняется в лице - ему, видимо, не по нраву такие новости.
– Ну как так-то? Что ты такое говоришь? Там же оргкомитет заявлял...
– Ты не видел этого оргкомитета живьем. В интернете-то он, понятное дело, заявлял. А живьем это старый, лысый, одинокий бубнящий хиппи с трясущимися влажными руками.
Я жду, что Гарик перебьёт меня, но он молчит, смотрит на меня недоуменно и с какой-то надеждой. Видимо, я должен сказать что-то, что всё исправит. Однако ничего такого у меня не припасено.
– В общем, он собрал старых и не очень хипарей с Москвы и области, они там мило сидят. С детьми, собаками, самиздатовскими книжками второй примерно свежести, гитарками, и ждут чего-то все. Фотографы снимают, организатор что-то говорит в микрофон. Как-то так.
Гарик все еще недоуменно молчит, а я продолжаю.
– Ну типа я понимаю, что летом вообще ничего не происходит, ну и вот эта ярмарка - это как раз и есть такое ничего. Сферическое в вакууме. Можно считать, что её не было. И это, черт побери, невероятно близко к истине.
Гарик явно растерян.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну мы можем написать примерно так: "В четверг в столице не прошла книжная ярмарка. Не прошла, как не прошли поляки через костромские болота. Не прошла, как не прошли немецко-фашистские орды под Сталинградом. Не прошла, как не прошли татаро-монгольские полчища, остановленные святым князем Дмитрием Донским на Ку...