Лист на холсте, или Улиточьи рожки

Кальк Салма

Элоиза открыла первый и достала лист бумаги, исписанный такими знакомыми, летящими и не слишком разборчивыми буквами.

«Госпожа герцогиня,

сложилось так, что наши семейства могут быть полезны друг другу.

Нет, я не права.

Ваша семья может оказать нашей семье значительную услугу.

Я скажу, как есть, вы должны представлять себе ситуацию.

Моя старшая внучка, Лара-Леанора Винченти, имела глупость вступить в связь с неким проходимцем и забеременеть от него. Срок — 14 недель, ожидается девочка. Увы, на мой взгляд, вся её жизнь в последние годы представляла собой одну большую глупость, но, тем не менее, она нашей крови, и нерождённая пока девочка тоже

нашей крови, и это первично, а остальное не имеет значения.

Если ваш сын Сальваторе всё ещё испытывает какую-то благосклонность к моей внучке, то я предлагаю ему её руку. Она не станет более сопротивляться, она уже пожила своим умом, и из этого не вышло ничего хорошего, теперь она будет слушать, что ей говорят старшие. Девочка, которая должна родиться, никак не повлияет на наследование вашего титула и имущества, а далее Леанора сможет произвести на свет ещё сколько угодно детей, ибо она молода и совершенно здорова. Её внешность не изменилась, а держать свой характер в узде ей придётся научиться — ради ребёнка. Она понимает, что ребёнку нужен отец, пусть и не родной по крови. Я думаю, ей достаточно того жизненного урока, который был ей преподнесён, она вспомнит о том, в какой семье родилась, будет вести себя подобающим образом и станет хорошей невесткой.

Ей принадлежит половина имущества её покойных родителей, кроме того, я, как лицо, заинтересованное в этом брачном союзе, сделаю вклад на имя моей нерождённой правнучки и всех последующих детей.

Если же ваша семья согласится принять Леанору, но наотрез откажется от ребёнка, то после родов девочка будет воспитываться в нашей семье.

И ещё.

Я вижу, что брачный союз между нашими семьями возможен. Более того, он должен оказаться во благо обеих семей и всех участников. И даже если сейчас не всё пойдёт гладко, то через двадцать лет должно стать хорошо. Я это трактую так, что если дети сейчас обвенчаются и проживут вместе эти двадцать лет, то в итоге их ждёт великая любовь, небывалое взаимопонимание и большое счастье.

В том случает, если ваш сын более не заинтересован в этом союзе — будьте добры, дайте мне об этом знать любым удобным для вас способом.

Илария Винченти»

Да, очень похоже на бабушку — четко, по делу, не щадим ни ваших, ни наших. В этом случае — ни себя, ни Нору.

— Средневековье какое-то, правда? — спросила Элоиза, глядя на Себастьена.

— По смыслу — конечно. Но это те аргументы, которые понимает моя мать — семья, оказать большую услугу, да ещё Винченти, ребёнку нужен отец и всё такое. Ваша бабушка просто знала, на каком языке с ней говорить.

— И что было дальше? Ваша матушка рассказала вам?

— Да. Дальше было странно. Оказывается, Сальваторе так хотел заполучить вашу сестру, что однажды попросил мать о содействии. Мать отправилась к вашей бабушке, выложила ей всё, и нашла в лице её высочества поддержку, но ваша сестра наотрез отказалась иметь с моим братом что-либо общее. И было это где-то за полгода до письма.

— В то время Нора уже встречалась с Анджерри и не хотела никого другого.

— Видимо, так. Мать рассказала Сальваторе о предложении вашей бабушки, и тот прямо загорелся — да, ему нужна Нора, ему плевать, чей там у неё ребёнок, тем более девочка, действительно, будут ещё и другие дети. Они отправились в больницу, где находилась ваша сестра, и Сальваторе предложил ей выйти за него замуж. Она долго не отвечала ничего и только плакала, а потом согласилась. Он был счастлив, как никогда, договорились, что свадьба состоится, как только Норе разрешат выйти из больницы.

И он действительно просидел у Норы допоздна, а потом отправился домой и попал в серьёзную аварию. Когда приехала

полиция и скорая, то он был уже мёртв. А ваша сестра на следующий день отправилась домой — туда, где жила — и через сутки уже её нашли мёртвой.

Читайте второе письмо, Элоиза.

Элоиза достала из конверта второй лист.

«Госпожа герцогиня,

Я соболезную вам в постигших вас и вашу семью утратах.

Я благодарю вас и вашу семью за то, что вы откликнулись на мою просьбу о помощи. Я не знаю, что пошло не так, и не могу сказать точно, связаны ли случившиеся трагические события с заключённой между нашими детьми помолвкой. В любом случае, я чувствую себя обязанной вам, и готова выполнить любую вашу просьбу.

Илария Винченти»

Элоиза отложила письмо.

— Бабушка говорит об утратах?

— Да, ведь в тот же день умер и мой отец. Помните письмо Барберини?

— Помню, но здесь не всё стыкуется. Отравить Нору он никак не мог. Её же вскрывали, понимаете? В её организме обнаружили лекарство, которое было взято из больницы, пропажу установили, именно в том количестве, упаковки от которого лежали у Норы в мусорном ведре. Мы только не знали, сама она его себе насыпала, или это сделал кто-то другой. Бабушка Доната лично курировала весь процесс — ведь это она рекомендовала Нору в больницу, и Нора была ей внучатой племянницей. Для Барберини это как-то слишком просто, не находите?

Мне видится так. Анджерри виновен в том, что нарушил свои обеты и вступил в связь с Норой — это с церковной точки зрения. А с людской так ещё и бросил её, когда она забеременела. Я видела, он не лгал. То есть не выгораживал себя и говорил, как было. Он в самом деле бросил её, а о развязке истории узнал уже позже. Она так переживала, что едва не потеряла ребёнка, и тут уже семья узнала всё и подключилась. Семья — это в нашем случае как раз бабушки-близнецы. Тем более, Доната ещё консультировала, несмотря на преклонный возраст. Доната занялась сохранением беременности, а Илария — устройством жизни. Я не знаю, как она добилась у Норы предварительного согласия на брак с вашим братом. Наверное, применила какие-то силы или специфические средства, подвластные только ей. Но раз она писала, что Нора станет приличной женой и невесткой — значит, она этот вопрос уже решила, иначе не стала бы так уверенно об этом говорить. Потому, что я верю словам Анджерри о слезах и крике — это был обычный способ действия моей сестры, когда что-то складывалось не так, как ей бы хотелось.

И вот она дала согласие, всё оказалось не так страшно — ну да, не тот, кого она сама хотела, но очень неплохой вариант. Красив, как бог, влюблён в неё уже не первый год, богат и знатен. И о дочери, и о её будущем тоже, наверное, начала думать. Всё-таки она была наша, то есть не только с внешностью, но и с мозгами, по крайней мере — должна была быть. Только никто не знает, почему не пользовалась.

Но вариант не сложился. Прекрасный принц погиб, свадьбы не будет, нужно возвращаться к семье, потому что сама она ребёнка не поднимет. А ей этого сильно не хотелось. Поэтому сейчас я уверена, что она всё сделала сама — подумала, где взять таблетки, и какие, и выпила их.

А вот скажите мне такую вещь про вашего брата — как он водил машину?

Себастьен горько усмехнулся.

— А как вы, только ещё хуже. Вы в принципе помните, что существуют правила, и почти всегда их выполняете, а он искренне считал, что правила для дураков.

— Тогда я и про него практически уверена, что Барберини не виноват в его смерти. А ваш отец?

— А отец был на политическом обеде, и граф Барберини там как раз присутствовал.

— Значит, вариантов нет. Это граф. Возможность была, и мотив был тоже.