Листья травы (Leaves of Grass)
Шрифт:
Я стал говорить как безумный,
здравый смысл покинул меня,
оказывается, я-то и есть
величайший изменник,
Я первый ушел на эту далекую
полоску земли, отнес себя туда
своими руками.
Ты, подлое прикосновение! Что же
ты делаешь со мной? Я весь
задыхаюсь.
Открой же скорей свои шлюзы, иначе
мне не вынести тебя.
<>
29
<>
Слепое,
прикосновенье руки, укутанное
в мягкую ткань, острозубое,
Разве тебе становится больно, когда
ты покидаешь меня?
Вслед за расставанием новая встреча,
новая уплата и новый заем,
Щедрые ливни и еще щедрее урожаи.
Зелень такая богатая, кипящая
жизнью, густо разрослась
у дороги,
И простерлись далеко вокруг могучие,
широкие, золотые
пейзажи.
<>
30
<>
Все истины, что таятся в вещах, ждут,
когда придет их черед,
Они не спешат на волю, но и не
отвергают ее,
Им не нужно акушерских щипцов,
Ничтожное для меня так же велико,
как и все остальное.
(Что может быть меньше и что может
быть больше, чем простое
прикосновение руки?)
Логика и проповеди никогда не
убеждают людей,
Сырость ночная глубже проникает мне
в душу.
(Убеждает лишь то, что очевидно для
всех,
Чего не отрицает никто.)
Я верю, что из этих комьев земли
выйдут и любовники и светила.
И что святая святых есть тело мужское
и женское,
Что цвет и вершина всей жизни - то
чувство, какое они питают
друг к другу,
Что они должны излить это чувство на
всех, покуда оно
не станет всесветным,
Покуда мы все до единого не станем в
такой же мере дороги
и милы друг для друга.
<>
31
<>
Я верю, что листик травы не меньше
поденщины звезд,
И что не хуже их муравей, и песчинка,
и яйцо королька,
И что древесная лягушка - шедевр,
выше которого нет,
И что ежевика достойна быть
украшением небесных гостиных,
И что малейший сустав моих пальцев
посрамляет всякую
машину,
И что корова, понуро жующая жвачку,
превосходит любую
статую,
И что мышь - это чудо, которое может
одно сразить
секстильоны неверных.
Во мне и гнейс, и уголь, и длинные
нити мха, и плоды, и зерна,
и коренья, годные в пищу,
Четвероногими
птицами весь я начинен,
И хоть я неспроста отдалился от них,
Но стоит мне захотеть, я могу позвать
их обратно.
Пускай они таятся или убегают,
Пускай огнедышащим горы шлют
против меня свой старый
огонь,
Пускай мастодонт укрывается под
своими истлевшими костями,
Пускай вещи принимают
многообразные формы и удаляются
от меня на целые мили,
Пускай океан застывает зыбями и
гиганты-чудовища лежат
в глубине,
Пускай птица сарыч гнездится под
самым небом,
Пускай лось убегает в отдаленную
чащу, пускай змея ускользает
в лианы,
Пускай пингвин с клювом-бритвой
уносится к северу
на Лабрадор, -
Я быстро иду по пятам, я взбираюсь на
вершину к гнезду
в расселине камня.
<>
32
<>
Я думаю, я мог бы жить с животными,
они так спокойны
и замкнуты в себе,
Я стою и смотрю на них долго-долго.
Они не скорбят, не жалуются на свой
злополучный удел,
Они не плачут бессонными ночами о
своих грехах,
Они не изводят меня, обсуждая свой
долг перед богом,
Разочарованных нет между ними, нет
одержимых бессмысленной
страстью к стяжанию,
Никто ни перед кем не преклоняет
коленей, не чтит подобных
себе, тех, что жили за тысячу лет;
И нет между ними почтенных, и нет на
целой земле горемык.
Этим они указуют, что они мне
сродни, и я готов принять их,
Знаменья есть у них, что они - это я.
Хотел бы я знать, откуда у них эти
знаменья,
Может быть, я уронил их нечаянно,
проходя по той же дороге
в громадной дали времен?
Все время идя вперед, и тогда, и
теперь, и вовеки,
Собирая по дороге все больше и
больше,
Бесконечный, всех видов и родов,
благосклонный не только к тем,
кто получает от меня сувениры,
Выхвачу того, кто полюбится мне, и
вот иду с ним, как с братом
родным.
Гигантская красота жеребца, он горяч
и отвечает на ласку.
Лоб у него высок, между ушами
широко,
Лоснятся его тонкие ноги, хвост
пылится у него по земле,
Глаза так и сверкают озорством, уши
изящно выточены,
подвижные и гибкие.