Литература как таковая. От Набокова к Пушкину: Избранные работы о русской словесности
Шрифт:
Набор исторических фактов и теоретических положений, который мы здесь приводим, позволяет утверждать, что первое «выступление» Шкловского оказалось весьма плодотворным и сделало его одновременно активным участником футуристического движения и первооткрывателем в области теории литературы. Понятие «остранения» бесспорно является крупным открытием Шкловского-формалиста, и слишком часто его значение сужают, воспринимая просто как аналог необычной точки зрения в повествовании. На самом же деле это понятие подводит нас к пониманию более важных вещей, которые Шкловский, видимо, предчувствовал, когда написал в статье «Искусство как прием», что «остранение есть почти везде, где есть образ» [214] . Именно этот прием лежит у истоков «воскрешения слова», которое он описывал в статье 1913 года: прочтение поэзии Хлебникова (ограничимся разговором лишь о самом значительном из участников этого воскрешения) могло заставить услышать в этом радикально новом языке то, что в нем было радикально «странного» и, следовательно, «поэтического». Благодаря статье Шкловского футуризм, используя скандальные выступления, занял свое место в восприятии общества и в анналах истории и получил эстетическое и теоретическое обоснование: заумь теперь могла рассматриваться как крайняя форма остранения.
214
Шкловский
Но это еще не все. Шкловский не только точно уловил принципиальную суть, которая была заключена в текстах поэтов-футу-ристов, он также инстинктивно предугадал то, что станет характеристикой всей поэзии модерна [215] в целом, а именно: что в такой поэзии слово полностью отказывается от горизонтальных связей, обусловленных смыслом, которые управляют обыденным языком и проникли во все формы искусства; слово имеет свою собственную ценность, которую оно несет «в себе» и «для себя». Ролан Барт через много лет скажет примерно то же самое:
215
См. прим. 2 к Введению.
<В поэзии модерна> поэтическое Слово не может быть лживым, потому что оно всеобъемлюще; в нем сияет безграничная свобода, готовая озарить все множество зыбких потенциальных синтаксических связей. Когда незыблемые связи распадаются, в Слове остается одно лишь вертикальное измерение, оно уподобляется опоре, колонне, глубоко погруженной в нерасторжимую почву смыслов, смысловых рефлексов и отголосков: такое слово похоже на выпрямившийся во весь рост знак < ип signe debout > [216] .
216
Барт Р. Нулевая степень письма // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму / Пер. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 2000. С. 75.
И кстати, если не обращать внимания на их эпатирующий стиль, именно в этом состояло главное требование футуристов: «знак во весь рост», именно эта идея кроется за понятиями «самоценного», «самовитого» слова, а потом — и «слова как такового»; все эти понятия блестяще свел воедино этот «румяный, как яблочко мальчик», «выпрыгнувший в футуризм прямо из детской» [217] .
217
Пяст Вл. Встречи. С. 183.
Велимир I — поэт становления
(А. Туфанов и В. Хлебников) [*]
Среди терминов, появившихся в эпоху авангарда и подхваченных последующими исследователями, есть один, связанный с заумью, не очень известный, но стоящий того, чтобы в нем разобраться. К тому же он является причиной одного ошибочного толкования, в котором мы, к сожалению, отчасти повинны. Речь идет о неологизме становлянствои его производных становление, становлянин.
*
Статья написана для сборника швейцарских славистов, изданного к Международному съезду славистов в Охриде (2008).
Этот термин принадлежит А. Туфанову (1877–1942? [219] ) — поэту. который представляет интерес, по меньшей мере, по трем причинам [220] . Прежде всего, завершив свои скитания во время Гражданской войны по Архангельской области, где он занимался изучением ритмических особенностей частушек, и вернувшись в 1921 году в Петроград, Туфанов становится главным пропагандистом крайней зауми,идеи, которая нашла конкретное воплощение в двух книгах стихов — «К зауми» (1924) и «Ушкуйники» (1927), — соединив поэтическую практику («фоническая музыка») с широко аргументированной теоретической основой. Во-вторых, в середине двадцатых годов он играет ключевую роль организатора, объединяя заумников в такие группы, как Орден заумникови Левый фланг,где будущие обэриуты Хармс и А. И. Введенский делали свои первые шаги [221] , а также сближая свою поэзию с творчеством художника Матюшина и с его группой Зорведпри петроградском Государственном институте художественной культуры (ГИНХУКе), возглавляемом в это время Малевичем. Наконец, что особенно важно, Туфанов видел себя преемником Хлебникова в качестве «Председателя Земного Шара Зауми» и «Государства Времени» под именем Велемира II.
219
А не 1941(?), как было принято считать. Об этом см.: Эстетика «становления» А. В. Туфанова: Статьи и выступления конца 1910-х — начала 1920-х годов / Вступ. ст., публ. и коммент. Т. М. Двинятиной и А. В. Крусанова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2003–2004 годы. СПб., 2007. С. 629.
220
О Туфанове см.: Богомолов Н. А.Новые материалы о жизни и творчестве А. Туфанова // Русский авангард в кругу европейской культуры: Международная конференция. Тезисы и материалы. М., 1993. С. 89–93; Его же.Заумная заумь // Вопросы литературы. 1993. № 1. С. 307–311; Жаккар Ж.-Ф.Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб., 1995. С. 34–49 (перевод с франц.: Jaccard J.-Ph.Daniil Harms et la fin de l'avant-garde russe. Bern: Peter Lang. 1991. P. 40–57); Жаккар Ж.-Ф.Александр Туфанов, от эолоарфизма к зауми // Туфанов А. Ушкуйники / Сост. Ж.-Ф. Жаккар и Т. Никольская. Berkeley: Berkeley Slavic Specialties, 1991. С. 9–40 (Modern Russian Literature and Culture: Studies and Texts. Vol. 27); Из писем А. В. Туфанова 1920-х годов / Вступ. заметка, публ. и коммент. А. Т. Никитаева // Терентьевский сборник. М., 1996. С. 273–288 (повторно: Школа органического искусства в русском модернизме: Сборник статей. Helsinki, 1999. С. 246–260 (Studia Slavia Finlandesia Т. 16/1)); Крусанов А.А. В. Туфанов: Архангельский период (1918–1919) // Новое литературное обозрение. 1998. № 2. С. 92–119; Морев Г. А.К истории русского авангарда:
221
Об этом см.: Jaccard J.-Ph., Устинов А. Заумник Даниил Хармс: начало пути // Wiener Slawistischer Almanach. 1991. Bd 27. S. 159–228.
Необходимо остановиться на последнем положении, в первую очередь, потому, что оно не вполне обоснованно толковалось скорее в контексте противопоставления, чем преемственности, а также в связи с появившимся в последние годы интересом к фигуре Туфанова. Множество вышедших в последнее время статей дополнило то, что мы знали о нем ко времени переиздания в 1991 году «Ушкуйников» [222] , а работа с личным архивом Туфанова (Рукописный отдел Института русской литературы РАН (Пушкинский Дом), Ф. 749), в котором хранятся многочисленные стихотворения, драмы, статьи, письма и даже роман поэта, обещает новые открытия [223] . Эти материалы проливают новый свет на связи между двумя писателями, несмотря даже на то, что многие статьи дополняют, а порой повторяют уже известные, опубликованные как при жизни Туфанова, так и в 1991 году в новом издании сборника «Ушкуйники».
222
Туфанов А. Ушкуйники. В этом издании кроме стихотворений, вошедших в сборник 1927 года, воспроизведен ряд изданных и неизданных при жизни писателя статей начала двадцатых годов, перекликающихся со статьями, о которых идет речь ниже.
223
Двинятина Т.Велимир Хлебников в творческом сознании А. В. Туфанова // Дело Авангарда = The Case of the Avant-garde / Willem G. Weststeijn (ed.). Amsterdam: Pegasus, 2008. P. 177–235. В дальнейшем цитаты без ссылок взяты из этой публикации, которая содержит следующие статьи: «Простое о поэте Хлебникове» (<осень 1922–1923>); «<Речь для вечера памяти Хлебникова>» (<осень 1922–1923>); «Велемир <таково написание имени поэта Туфановым. — Ж.-Ф. Ж>I Государства Времени» (<осень 1922–1923>); «Поэзия Становлян (К годовщине смерти Велемира Хлебникова)» (<июнь 1923>) с двумя приложениями: «Конституция Государства Времени» и «Государство Времени» (2 мая 1923 г.); «Обзор художественной жизни» («I. Выставка памяти Велемира Хлебникова») (<июль 1923>); «Ну, тащися, Сивка» (включает: «Манифест Председателя Земного Шара Зауми») (<1924–1925>). В приведенных цитатах курсив Туфанова. См. также подготовленную Т. М. Двинятиной и А. В. Крусановым публикацию статей Туфанова конца 1910-х — начала 1920-х годов в изд.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2003–2004 годы. СПб., 2007. С. 614–694. Пользуюсь случаем выразить искреннюю благодарность Татьяне Двинятиной за любезно предоставленные материалы и за ценную информацию и советы.
Эти статьи были написаны после смерти Хлебникова, которую Туфанов воспринял как «жестокую потерю для нашего литературного футуризма» [224] и которая побудила его предложить создание «Кружка памяти поэта Хлебникова» [225] . Некоторые из них предназначались для чтения в «Вольной Философской Ассоциации», где 10 сентября того же 1922 года Н. Н. Пунин выступил на тему «Хлебников и „Государство Времени“», 10 октября Л. E. Аренс говорил о «Хлебникове и будетлянах», а 18 сентября был организован вечер «Памяти Велемира Хлебникова», в том числе с участием Малевича и Матюшина. Годом позже, в первую годовщину смерти поэта, Туфанов пишет еще одну статью — «Поэзия Становлян (К годовщине Велимира Хлебникова)», название которой вписывает слово становлянинв уже длинный список неологизмов русского авангарда. Приблизительно в то же время в студии В. Е. Татлина была поставлена сверхповесть «Зангези» (11 и 23 мая 1923 года), которой Туфанов посвятил серьезный разбор [226] .
224
Т<уфано>в А.Памяти Велимира Хлебников // Новости (Пг.). 17 июня 1922. № 8. С. 3 (цит. по: Туфанов А.Ушкуйники. С. 20).
225
См. объявление: «Кружок памяти поэта Хлебникова» // Новости (Пг.). 24 июня 1922. С. 3 (цит. по: Туфанов А. Ушкуйники. С. 35–36).
226
Туфанов А. Обзор художественной жизни // Красный студент. 1923. № 7/8. С. 28–33 (цит. по: Туфанов А. Ушкуйники. С. 143–150).
Все эти тексты — как напечатанные, так и ненапечатанные — сопровождают подготовительный процесс, ведущий к изданию книги «К зауми», вышедшей в свет в 1924 году [227] . Они укрепляют нас в мнении, что Туфанов ставит Хлебникова особняком от других будетлян, с которыми его традиционно связывали. Они также показывают, что искания Туфанова идут в русле исканий поэта, сумевшего открыть дорогу истинной зауми, единственной поэзии, способной за-ум-новыразить непостижимый умом мир в его вечном становлении.
227
Туфанов А.К зауми: Стихи и исследование согласных фонем. Пб.: Изд. автора, 1924.
В то время Туфанов развивает теорию семантизации согласных фонем, прямо унаследованную им от Хлебникова (хотя первого в слове интересовали предударные фонемы, а второго — начальные). Во вступлении к упомянутому изданию Двинятина убедительно показывает, что Туфанов знал «Перечень. Азбуку ума» (1917), но что он не был знаком ни с «Художниками мира!» (1919), ни с «Нашей основой» (1919–1920). Поиски поэтов по семантизации согласных фонем, очевидно, шли параллельно. Двинятина также показывает, что в отношении некоторых фонем поэты пришли к схожим результатам. Но это уже другая тема.