Литературная Газета 6270 (№ 15 2010)

Литературная Газета

– Воды!..

Неужели моя Назик услышала? Она куда-то исчезла и чуть погодя подносила мне деревянную кружку. Воду или вино я пригубил, не знаю, во всяком случае, и предметы, и люди проступили чётче и мираж пропал. Как девушка была похожа на мою Назик!– но это не она. Стоявший рядом с ней старик, видно, её отец. Девушка принесла мне стакан молока.

Ночи напролёт она оберегала мой беспокойный сон и ждала моего пробуждения. Она боролась за мою жизнь, а кто борется, тот непременно побеждает.

Уже через неделю я мог садиться в постели, держать в руках ложку, подносить её ко рту. Мы только не понимали друг друга. Позже я узнал, что они не французы, а испанцы.

– Лолита,– назвалась она, двойник моей любимой.

– Нет, ты– Назик,– сказал я.

Она милее и нежнее, чем сама Назик.

Скоро я встал на ноги, Лолита уже знала, кто я и откуда.

– Совет, Совет, понимаешь, Лолита-Назик?

– О, Совиет?– и закивала головой.– Совиет– хорошо...

– Ты– Назик,– говорю ей.

– О, Назик?– и закивала головой.– Назик– хорошо,– и залилась звонким смехом.

Как-то ночью в дом к Лолите наведались партизаны и предложили мне уйти в горы.

– Оставаться тут дальше опасно,– сказали они.

Была серебряная ночь. Лолита проводила меня до растущих за околицей деревьев. Всхлипнула, когда я на прощание протянул ей руку, поцеловал в лоб. Она поцеловала меня в губы и расплакалась. Я ушёл в горы, Лолита осталась в деревне. Я шёл по склону горы, и долина в окружении холмов напоминала сверху ведро, до краёв наполненное млечным лунным светом.

До сих пор я задаюсь вопросом: любил ли я одну только Назик, или и Назик, и Лолиту, похожих как две капли воды? Лолита не усидела дома и вскоре ушла к партизанам. Когда она появилась, горы стали такими доступными, такими армянскими, такими родными мне, и я защищал Францию, как защищал бы свою Армению.

Был вечер, мы с Лолитой сидели на берегу реки. Гражданин начальник, прошу извинить за излишние лирические отступления. Одной рукой я обнимал вздрагивающие плечи Лолиты, другой– сжимал холодный ствол винтовки. Мы с оружием отбивали у смерти любовь. Бывало, обнимаемся, и тут же приходится отстреливаться. Война испокон веков заклятый враг любви.

Мы долго просидели с Лолитой на берегу. Луна, скатившись с холма, раскачивалась на волнах, как головка сыра. Знакомая картина– точь-в-точь как в нашем селе Парзик. Лолита заговорила как бы сама с собой.

– Красота! Какая красота... У вас тоже так красиво?– спросила она.

– У нас красивее…

– И река такая шумная?

– Река бешеная, Лолита. – А луна такая ясная?

– Да, и ещё очень близкая, до неба рукой подать.

–

Когда кончится война?– спросила она.

– Когда мы поженимся,– сказал я.

Короче, я женился на Лолите, но впоследствии у меня допытывались:

– А почему ты женился?

Кто задавал вопрос, знал, безусловно, что перед ним сидит человек, а разве у человека спрашивают, почему он человек? Я не был уже пленным, я был любящим солдатом, и право любить я получил со дня рождения, в моём далёком селе Парзик.

Я воевал четыре года, девять раз был ранен, четырежды попадал в плен и столько же раз бежал оттуда. Мне довелось увидеть победу и одновременно услышать победный крик моего новорождённого первенца, который прозвучал вместе с последним залпом пушки. Сын как бы оповещал, что война окончена и его рождение– залог кровью завоёванного мира. В то утро глаза моей Лолиты-Назик излучали тёплую нежность материнства.

– Как мы назовём нашего сына?– прошептала она.

– Ваагн,– сказал я.

Лолите это имя ничего не говорило, но глаза под опущенными ресницами выражали согласие. Я рассказал ей легенду о Ваагне, боге Солнца.

– Небеса и Земля были

в муках родин,

Морей багрянец был

в страданьи родин,

Из воды возник алый тростник,

Из горла его дым возник.

Из горла его пламень возник, и родился тогда младенец с глазами-солнцами, и это был наш Ваагн, возникший из огненных вихрей в великих муках.

Война кончилась, я тосковал по родине, рассказывал о ней Лолите. Хотелось, чтобы она услышала наши буйные реки и оглушительные водопады, увидела бы, как брызгами рассыпается солнце на снежных макушках гор, почувствовала аромат наших цветов, мелодию наших оровелов*, нашу грусть...

Мы с Лолитой готовились к отъезду в Советский Союз.

– Поедем в наше село, Лолита,– говорил я.– Пусть наш Ваагн вырастет под армянским солнцем, на лучшей в мире родине.

Лолита радовалась, мысленно она уже перенеслась на свою новую родину, уже тосковала, торопилась и меня торопила.

– Да, пусть Ваагн растёт на своей настоящей родине, лучшей в мире.

Командование американских войск устроило прощальный банкет. Собралось всего несколько человек, потому что многие уже разъехались. Помню, я и подполковник Аветян сидели за одним столом с двумя американскими офицерами. Когда бургундское вино заискрилось в стаканах, широкоплечий офицер с сухим лицом поднял бокал.

– Выпьем за Трумэна,– сказал он.

– Выпьем за Сталина,– сказал я.