Литературная Газета 6271 (№ 16 2010)

Литературная Газета

Он статус получил: козлёнок.

Луна сияла. Город спал.

Лишь иногда зевал спросонок.

На этом сказочке конец.

Ехидна мачехина чара.

Не отрешится молодец

ни от конца, ни от начала.

Есть бремя жизни – есть весна –

есть память, верная, как сито…

Стоит над городом

луна.

Пьёт гордый мальчик из копыта…

***

Там, в лунном свете, стынет высь.

Оттуда звёзды видят виды.

Проснись, предмет, одушевись

и от души – такое выдай!

Поведай повесть о вещах,

которых тьма, не счесть которых.

О том, кто ночью верещал,

производил бесшумный шорох.

Он – был не вещный, был иной,

из настоящих, из весёлых.

Он – то стоял за тишиной,

то пребывал в пространствах полых.

Проснись, проснись! Свой звук чекань!

(Там души бродят на свободе.)

Там – в лунном свете – спят века,

там – ничего не происходит.

***

Ещё надо приметам сложиться,

совпасть

по причинам особого рода и ряда.

Ещё яблоку с яблони надо упасть,

а для этого яблоне вырасти надо.

Ещё надобе надо явиться на свет.

Ещё выбор не сделан –

и Вечность в запасе.

Ещё нет ничего. И Творения нет.

Лишь Создатель и только Его ипостаси.

Но причины уже забродили в ряду,

восприимчивый хаос иначе подвижен.

И седой Садовод поливает в саду

сеголетние саженцы яблонь и вишен.

Вот, как смерч или молния, Ангел отпал –

канул в хаос, исчез в Мировом Океане.

Улыбнулся Садовник и лить перестал,

карандашиком сделав пометку

на Плане.

Нет пока промежутка

в «ещё» и «уже».

Но в безвременьи ропот

и гул нарастает.

Падший Ангел, укрывшись

в безвредном уже,

на себе искушения опыты ставит.

Но ещё ни предметов,

ни живности

нет.

Лишь тревога слышна

в нарастающем гуле.

Только бродят причины

сложенья примет,

по-над молчною Вечностью реют,

как пули…

***

Вот и осень прошла,

словно лишнюю чарку хватила.

Всюду жухлые листья

и жёлтые лица солдат.

Я не пил ничего.

Мне осеннего хмеля хватило.

Я привык притворяться

и голову прятать в бушлат.

Пьют отцы-командиры.

Довольная курит бригада.

То ли сеется дождь,

то ли сыростью тянет с болот.

Я хочу быть один.

Одиночество – это награда

рядовому солдату,

служить ему минимум год.

Это – тысяча с лишним

 ленивых таких перекуров.

И неведомо сколько

циничных и скучных бесед.

Я не лучше других,

только служба моя – синекура

по сравнению с той,

на которую ходит поэт.

Если топают в ногу,

молчит самозваная лира.

Говорит барабан.

Впереди – командир полковой.

…Я курю сигарету,

я вижу в глазок нивелира

перевёрнутый мир

и друзей своих вниз головой.

***

Никуда не уйдёшь от судьбы.

Повелела нам Родина-мать

корчевать вековые дубы.

Корабельные сосны ломать.

«Раскорчуй! Растопчи! Раздави!

Посмотри, как душа раздалась!»

В самый раз объясниться в любви –

в самый раз, в самый раз! в самый раз!

Я весёлые избы рублю:

тёс дубовый, сосновая крепь.

Я рисковые игры люблю,

как кочевник ковыльную степь.

Я хорошую жизнь мастерю,

флигелёк к житию-бытию.

Я присяду потом, покурю