Литературная Газета 6282 (№ 27 2010)
Шрифт:
Книга Туркова в этом смысле, являясь общественным явлением, несколько другая. Не переставая быть чрезвычайно личным текстом, она отважна и ясна, как просторные максимы Монтеня.
«Между прочим, произошёл следующий любопытный эпизод. В моём гостиничном номере радиоприёмник был, а у Фёдора Александровича (Абрамова. – С.Е.) – нет. И однажды на прогулке, пересказывая ему новости, услышанные по какому-то из «вражеских голосов», как тогда в СССР именовали и Би-би-си, и «Свободу», и «Голос Америки», и «Немецкую волну», я упомянул о том, что в передаче с крайним возмущением говорилось о некоем еврейском юноше,
Прихрамывающий рядом (он был тяжело ранен под Ленинградом) Абрамов вдруг резко остановился и сердито заметил, что вот об этом говорят, а ведь из его родного села Веркола после него самого, поступившего в университет перед войной, никто больше в институты не попадал. И как горько это было сказано! (Между тем за подобную речь Фёдора Александровича в пылу тогдашних национальных страстей свободно могли и в антисемиты зачислить, да, по слухам, и зачислили.)».
Андрей Михайлович никогда не изображал (и сегодня не изображает) из себя страдальца, как иные наши писатели и деятели культуры, получившие профессорские звания, академические шапочки, докторские дипломы во время прошлого, «безжалостно угнетавшего их режима». В этом и заключается природа таланта, в основе которого всегда лежит чувство справедливости.
Пожалуй, на этом я и закончу, ибо самая последняя цитата, которую мне так хочется выхватить из Туркова, соответствует и моим представлениям о сегодняшних днях, которые исследователи назовут историческим процессом: «Нынешние критики марксизма и всяческое поношение социализма вообще горестно демонстрируют, как трагически и основательно скомпрометировано, в сущности, не перестающее быть «дорогим» дело установления справедливости».
Сергей ЕСИН
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
По-другому и живу я и дышу
ТелевЕдение
По-другому и живу я и дышу
ЭКРАН ПИСАТЕЛЯ
Герберт КЕМОКЛИДЗЕ, ЯРОСЛАВЛЬ
«Россия-1» повторно показала фильм Михаила Рогового «Судьба поэта» – о самом, пожалуй, именитом русском советском песеннике Василии Ивановиче Лебедеве-Кумаче – фильм был снят к 110-летию поэта, которое скромно отмечалось два года назад. Но, случайно или нет, новый показ вписался в тематику годовщины Великой Победы, поскольку «Священная война», ударно созданная Лебедевым-Кумачом и бывшим регентом храма Христа Спасителя Александром Александровым, оказалась, пожалуй, самым мощным идеологическим достижением антифашистской пропаганды, осуществлённой Советской властью в военных условиях. Достижением, сравнимым по эффективности разве что с введением в бой ракетной артиллерии.
«Священная война» – несомненный шедевр, созданный в условиях общественной системы, которая теперь открыта для критики, часто теряющей рациональность. Она ведётся
Тема незаслуженных посмертных камней, брошенных в поэта, стала, понятно, составной частью фильма, поскольку обвинители продолжают считать себя правыми, не соглашаясь с мнением суда о «Священной войне», признавшего бесспорное авторство Лебедева-Кумача, подтверждённое черновиком с многочисленными правками. Не успокоились и некоторые трудолюбивые самодеятельные текстологи, стремясь доказать, что песня эта никак не может принадлежать Лебедеву-Кумачу: мол, слаб'o было сочинить мощное мобилизующее стихотворение пииту, у которого, дескать, все остальные стихи чуть ли не словесный мусор. Где уж «сталинскому барду» до лексических взлётов «священная», «ярость благородная», «отребье человечества»…
В абсурдности этих доводов убеждён известный исследователь военной песни Юрий Евгеньевич Бирюков, с которым мне довелось на днях встречаться на Некрасовском поэтическом празднике в Карабихе. Это он (доказавший, в частности, что романс «Гори, гори, моя звезда», приписывавшийся адмиралу Колчаку, был впервые опубликован раньше, чем адмирал родился) обнаружил в архиве черновой текст «Священной войны». А вот никакого текста учителя дореволюционной рыбинской гимназии Александра Боде, чьё авторство отстаивала через много лет после его смерти вдова, исследователь не нашёл, хотя тесно связан с Рыбинском. Да и правнук Боде, грозившийся докопаться до истины, тоже, видать, отступился.
О фильме Михаила Рогового не стоило бы пространно говорить, если бы он был посвящён только борьбе за авторство «Священной войны». Но главное в фильме – другое. В нём показано, как при всей ангажированности своего песенного творчества Лебедеву-Кумачу удалось создать талантливые песни, наполненные радостью созидательной жизни. Да, это было выгодно власти, поощрявшей трудовой энтузиазм, невозможный без приподнятого житейского настроения. Но это было нужно и народу, верившему власти. «Широка страна моя родная» была написана Лебедевым-Кумачом на ночной кухне тесной коммуналки, а пел её весь народ, живший в большинстве своём в таких же условиях и искренне веривший, что в других странах живётся куда хуже, и готовый прийти на помощь этим страждущим народам. Песни на слова Лебедева-Кумача были массовыми, теперь же такие не пишутся, каждый поёт свою песню, про свою родинку на ягодице своей любимой.
Власть того времени есть за что ругать, но то, что она созидала промышленность, науку и культуру, – этого у неё не отнимешь, за счёт этого пока и живём, и Лебедев-Кумач, сын сапожника, которому она дала высшее образование, пошёл на службу к этой власти, возглавляемой также сыном сапожника. Слова кумачовской песни о любви, теперь бы сказали хита, можно отнести и к его отношению к тогдашней власти: «По-другому и живу я и дышу с той поры, как мы увиделись с тобой». Конечно, он переусердствовал в служении, выступая с рифмованными речами на сессиях Верховного Совета. Но даже в этих его речах есть кое-что полезное для современности. Так, на обсуждении бюджета он заявил в стихотворной форме: