Литературная Газета 6282 (№ 27 2010)
Шрифт:
Его рабочие апартаменты находятся в лагерном клубе. Поселился он здесь с размахом, оскорбительным для всех остальных работников, живущих в совершенно аскетических условиях. Двуспальная кровать, телевизор, ковры, обогреватель (в корпусах дети и воспитатели в прохладную погоду спят под двумя одеялами и одетые). На длинной полке – иконостас из бесчисленных благодарственных писем, грамот и дипломов в дорогих рамках. Он как драгоценный бриллиант в оправе из серых трудяг.
Владимир Андреевич привык работать ночью и позволяет себе запросто, грубо нарушая закон, лишать права на отдых вожатых, которые зачастую вынуждены сидеть с ним до утра, готовя очередное грандиозное лагерное мероприятие, а утром идти в отряд абсолютно разбитыми. Владимир же Андреевич, с сознанием исполненного долга, спит до обеда. Вечером этот талантливый шоумен наденет безукоризненного кроя чёрный костюм, который отлично
«У вас дети не должны находиться в корпусах, лежать на кроватях, детей надо занимать!» – шумит на планёрке заместитель начальника лагеря по организационно-методической работе. Современные подростки – рабы сотовых телефонов. Это средство связи, на мой взгляд, полностью изменило, деформировало психику, превратило детей в зомби. Подросток может часами лежать на кровати в палате, тыча пальцами в кнопки и игнорируя окружающую действительность. Если в руках нет сотового телефона, жизнь теряет для него всякий смысл.
Сказать, что работать в лагере с нынешними подростками трудно, – значит ничего не сказать. Если бы родители тихонько встали у двери палаты после отбоя и послушали, что и как говорят их чада, то, гарантирую, для многих это был бы настоящий шок. Нецензурная брань – единственный способ выражения всего спектра и положительных, и отрицательных эмоций, причём как мальчиков, так и девочек.
Иду в столовую, встречаю Владимира Андреевича, жалуюсь на царящий в отряде мат. «Ну что вы, Светлана Викторовна, удивляетесь, это же в основном дети рабочих, какое там воспитание!» – ответствует он. Я чувствую, как во мне закипает раздражение, я категорически не согласна с таким утверждением, потому что гораздо меньше хлопот доставляют как раз дети из простых семей. А вот благополучные… Её зовут Ира. Девочка из обеспеченной семьи, начисто лишённая каких бы то ни было манер и понятий. Её папа точно сошёл с экрана голливудского блокбастера – этакий Микки Рурк якутского разлива на дорогом «Харлее». Ира – папина дочка. «Мы с ним слушаем только группу «Рамштайн», – заявляет она. Металлический рок – её стихия, больше она ничего не хочет ни видеть, ни слышать, ни знать. Капризная, неуправляемая истеричка, умеющая быть лицемерной подлизой, если ей это надо. «Светлана Викторовна, – скромно потупив свои нахальные глазки, просит она, – вы, пожалуйста, не говорите папе, что я не очень хорошо себя вела». Даже если я и скажу папе, вряд ли он меня услышит. В его серых, как и у дочери, глазах только металлический блеск, высокомерие, холод и пустота.
А НЕТ ДРУГОГО ВЫХОДА
Почему же люди идут работать летом воспитателями? Причин две: во-первых, учителям и воспитателям детских садов (а именно они составляют абсолютное большинство педагогического состава лагерей) некуда девать собственных детей (мама работает воспитателем, ребёнок при ней или в другом отряде, но всё равно под контролем). Во-вторых, о достойном летнем отдыхе где-то на хорошем курорте даже речь не идёт. Вот и все стимулы.
Много лет назад мне довелось быть переводчиком и администратором гостиницы, в которой жили канадцы, строившие микрорайон Борисовка. Среди строителей был один, звали его Брэд. Он был то ли кровельщиком, то ли сантехником, я уж и не помню. Этот Брэд был в разводе с женой и, несмотря на то что платил весьма солидные алименты на двух несовершеннолетних детей, на протяжении многих лет летал на Рождество в Париж. Такая вот милая слабость, которую мог себе позволить обычный рабочий. Вы много знаете наших сантехников, которые ежегодно отмечают, к примеру, Новый год в Париже? А учителей? А воспитателей?
В лагерях за круглосуточную, безумно напряжённую и ответственную работу тоже платят гроши. И сложно себе представить труд, который бы так беспощадно эксплуатировался на дармовщину, как труд воспитателя. Интересно, есть ли какая-то специальная инструкция, в которой прописано, что воспитатель должен убирать в палатах, стирать бельё (у многих детей младших отрядов энурез), трижды в день вместе со старшими детьми накрывать в столовой столы для своего отряда и для младших, таскать неподъёмные вёдра с компотом и кастрюли с горячим супом? Воспитатели вынуждены быть казначеями, нести ответственность за деньги детей, которые дают им родители для разных нужд, хранить телефоны и фотоаппараты. Если вдруг денег почему-то не хватило, воспитатель вынужден эту недостачу покрывать, как вышло у меня. Естественно, сейфов в корпусах нет, всё это надо каждый раз либо нести в администрацию, либо лихорадочно думать, под какой матрас засунуть, чтобы не стащили.
Вся эта попутная работа, как
Последние дни перед закрытием лагерной смены особенно тяжёлые, все устали, измучились, хотят домой, хотят отмыться и отоспаться. И вот осталась последняя ночь, дети зовут её королевской: дискотека до упада, воспитательское бдение до утра. Спать никому не придётся. Но мы знаем, что завтра до обеда всех детей разберут и мы, воспитатели и вожатые, сразу уедем домой. Вдруг наше предвкушение домашнего уюта вдребезги разбивает директор лагеря: «Вы очень хорошо поработали в первой смене, я всех благодарю. Завтра, после того как разъедутся по домам дети, вы готовите палаты к следующему заезду. Надо вымести мусор, всё промыть, перестелить постели (а это почти сорок кроватей), вымыть стены, двери, коридоры. Надо также убрать территорию». Я отказываюсь верить своим ушам! Оказывается, из нас ещё не всё выжали, оказывается, мы ещё что-то должны лагерю! Вы представляете, что такое втроём убрать огромный корпус из четырёх палат, две комнаты для вожатых и воспитателя, длинный коридор плюс перестелить все постели?
Ночь мы, конечно, не спим, караулим своих беспокойных подопечных, утром отправляем их по домам и принимаемся за гигантскую уборку, которую едва успеваем закончить к шести часам вечера. Надо торопиться, лагерный автобус ждать не будет, с рабочим временем водителя и его трудовыми правами администрация считается, это не мы, вожатые и воспитатели. Не успеем – наши проблемы. Наконец, едва живые мы выползаем из своих корпусов и бредём к зданию администрации, где стоит автобус. Через 10 минут пути половина автобуса спит, люди, наконец, могут расслабиться. Но их отдых продлится всего два дня, а потом – вторая смена, детский оздоровительный лагерь ждёт своих рабов. Мы с дочкой на вторую смену не едем, дочка отказалась. Моё любопытство тоже удовлетворено сполна, а значит, и моя работа там теперь уже бессмысленна.
Светлана НЕВОЛЬСКИХ, ЯКУТСК
Лето – время риска?
Есть в оздоровительных лагерях такая традиция – после «королевской» ночи подводить итоги прошедшей смены. Сколько мероприятий провели, сколько детей оздоровили и т.д. и т.п. Жаркое нынешнее лето внесло в эту традицию существенные коррективы. Считать пришлось погибших, сбежавших, отравившихся и оказавшихся под следствием.
5 июля Кировский районный суд Казани признал заместителя начальника детского оздоровительного лагеря «Заречье» Гульнару Меркулову виновной в халатности, повлёкшей по неосторожности смерть 11-летней Ани Дмитриевой. Два года назад не умеющая плавать Аня утонула в озере, в котором воспитателям, несмотря на запрет спасателей, дала указание искупать детей замначальника лагеря. Меркуловой суд назначил наказание в виде двух лет лишения свободы в колонии-поселении и запретил ей в течение такого же срока заниматься педагогической деятельностью.
Через два дня после объявления приговора на Ейской косе в оздоровительном лагере «Азов» утонули три мальчика и три девочки из московской школы № 1065. Всё произошло практически по такому же сценарию – детям разрешили окунуться в воду в месте, где купание было категорически запрещено. Погиб и один из воспитателей, 27-летний учитель физкультуры, бросившийся им на помощь.
Хоронили четверых школьников и учителя 9 июля, в этот же день в Ленинградской области рыбак обнаружил в реке тело восьмилетнего мальчика. Им оказался воспитанник Санкт-Петербургского социально-реабилитационного центра, отдыхавший в оздоровительном лагере «Крылья Родины» и пропавший двумя днями ранее после купания в реке Рощинка. 4 июля в Центральную районную больницу Лодейного Поля поступили две 15-летние воспитанницы трудового лагеря «Новое поколение». Закрытые черепно-мозговые травмы, сотрясение мозга, многочисленные ушибы. Так зверски девушек проучили за страсть к ягодам охранники клубничного поля. Тело попробовавшего вместе с ними «запретный плод» юноши через несколько дней нашли в озере неподалёку. Где были воспитатели, когда их подопечные лакомились краденой клубникой? Проводили важное совещание или наслаждались, как их коллеги в «Азове», пивом?