Литературная Газета 6289 ( № 34 2010)
Шрифт:
Среди множества слухов есть и такой – в штрафные подразделения Сталин отправил миллионы людей, которых гнали на немецкие пулемёты (а сзади тоже пулемёты заградотрядов), и поэтому выжила только горстка штрафников. Остальные остались лежать в безымянных могилах, и, дескать, именно поэтому данные об этих подразделениях так долго были засекречены. На самом деле штрафников было не так много, а вот потери, поскольку штрафным частям поручались сложные боевые задачи, действительно были высокими.
За 1944 год общие потери армии (убитые, раненые, пленные, заболевшие) составили 6503 204 человека, из которых штрафников – всего 170298. Это составляет 2,6% от общего числа выбывших.
Однако это не означает именно такое количество одновременно существовавших штрафных подразделений на протяжении всего указанного времени. Среднемесячное количество штрафбатов в указанный период времени колебалось от 8 до 11, среднемесячное количество штрафников в них – 225 человек. Среднемесячное количество штрафных рот в указанный период времени – 243, а среднемесячное количество штрафников в них – 102 человека. А ведь количество фронтов во время войны доходило аж до десятка.
ШТРАФНИКИ ВЫИГРАЛИ ВОЙНУ?
Общее количество советских штрафников за время Великой Отечественной войны не превышало полмиллиона человек, в то время как численность Вооружённых сил СССР к началу войны составляла 4млн. 826тысяч 907человек (без учёта состава формирований других ведомств, состоявших на довольствии в Наркомате обороны и насчитывавших 74тысячи 945человек)…
Но Великую Отечественную войну выиграли не штрафные роты и батальоны, являвшиеся лишь «песчинкой» – необходимой, но малой частью Красной армии. Они внесли свой вклад в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками, заплатив своей кровью и потом за выигранные сражения. Но без участия всех частей Красной армии, действий партизан, подпольщиков, тружеников тыла победить Третий рейх было бы невозможно.
Тот факт, что СССР победил Германию, не может целиком и полностью оправдать заградотряды и штрафбаты. Но само их существование также не является свидетельством какой-то особой бесчеловечности войск НКВД. Эти меры были логичными в той ситуации, в которой Красная армия оказалась в 1941–1942 годах.
Иван ОЛЬГИН
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Алексей Венедиктов: «Я никогда не участвовал в информационных войнах»
Радиорубка
Алексей Венедиктов: «Я никогда не участвовал в информационных войнах»
РАДИОАКТИВНОСТЬ
«Эхо Москвы» празднует своё двадцатилетие. Празднует широко и помпезно. «Литературная газета» не смогла остаться в стороне и публикует интервью с главным редактором радиостанции. Разговор с Алексеем Венедиктовым был долгим и интересным, он отвечал на вопросы с подчёркнутой откровенностью и произвёл впечатление доброжелательного хитрована. Его детище кто-то называет «витриной для Запада», кто-то «последним бастионом свободы слова», кто-то «гнездом гнилого либерализма», но, как бы там ни было, следует признать: без этой радиостанции жизнь наша была бы гораздо скучнее.
– Ваше
– Про моё поколение уже снят фильм «Покровские ворота», я, правда, в отличие от лирического героя Козакова вернулся не на развалины… Когда узнал, что жена ждёт ребёнка, понял – он должен жить в тех же дворах, где рос его отец.
– Многое изменилось у Покровских Ворот по сравнению с детскими воспоминаниями?
– Я не замечаю. Кроме каких-то новых ресторанчиков и магазинов. Атмосфера осталась прежняя – братства и драк улицы на улицу. Мы тут недавно выяснили, что с Александром Волошиным, бывшим главой администрации президента, ходили в соседние школы, но не стали углубляться в воспоминания, а то знаете – детская вражда не ржавеет. Всё было на катке, каток был центром мироздания. Я там падал и расшибался, и сын мой, Алёшка, падает и расшибается. В Чистых прудах смешалась наша кровь. Из носа… Мой дом – старая Москва, мне там комфортно, во дворах гуляют бабушки с малышами, и я надеюсь, когда-то тоже буду гулять с внуками…
– Как повлияла на вас долгая работа учителем истории?
– Когда у тебя 5–6 уроков в день, когда тебе нужно научить пятиклашек основам, главное – уметь отбирать информацию. Я много читал и сравнивал, это дало мне опыт работы с многообразием источников. И ещё в школе я научился объяснять. Это моё главное преимущество перед другими интервьюерами: я знаю, что человек знает, и я должен вытащить его на троечку.
– Ваше место в учебнике истории?
– Послушайте, не все президенты попадут в учебник истории, что говорить о нас… Если говорить об «Эхе» – мы стали мифом, символом возможности говорить свободно. И при Горбачёве, и при Ельцине, и при Путине, и при Медведеве. Это наше место. Будет ли оно описано – сомнительно, но сейчас занимаем его мы.
– Как отразилась советская эпоха в истории вашей семьи?
– Никто из моих близких родственников не был репрессирован, это надо понять… На фоне других у меня была вполне благополучная семья. Оба деда воевали: один в СМЕРШе – у него четыре ордена Боевого Красного Знамени, другой военный хирург – у него три ордена Боевого Красного Знамени. Мать – врач-рентгенолог, отец – офицер ВМС, погиб за неделю до моего рождения на одной из первых атомных подводных лодок. Я был нормальным учеником, потом школьным учителем, отличником народного просвещения. Я бы сказал, что для Москвы моя семья была вполне благополучной, ну там за исключением всяких кампаний против космополитизма. Наша семья – это отражение жизни страны, её нетрагической части.
– Как правило, в современном кино, телесериалах офицер СМЕРШа представлен в качестве карикатурного злодея. Кроме, пожалуй, «Момента истины»…
– Там были люди разной судьбы: палачи, герои, герои-палачи. Во время войны – были героями, а после войны – палачами. СМЕРШ – это организация, про которую мало что написано. Дед об этом никогда не говорил, и я не спрашивал. Мы делали много передач к Дню Победы и столкнулись с тем, что ветераны, которые участвовали в боевых действиях, не хотят говорить про войну. Для них война не только Парад Победы, но и грязь, кровь, гибель товарищей, тяжёлые ранения, операции без наркоза. Они хотят вспоминать не войну, а Победу. И я их понимаю.