Литературная Газета 6319 ( № 15 2011)

Литературная Газета

– Жанр повести-сказки вам ближе других?

– Да, в основном меня привлекают большие сказки с усложнённым сюжетом, полным неожиданностей, приключений, страниц на сто пятьдесят.

– Как у вас возникает замысел, сюжет?

– Должна быть центральная идея, чтобы сквозь «магический кристалл» увидеть вещь целиком. Потом всё меняется, и порой от первоначального замысла очень немногое сохраняется. Всё идёт от какого-то импульса, мощного впечатления. В Прибалтике над морем были необыкновенно красивые облака, из этого впечатления родилась сказка «Лоскутик и Облако». Идея «Астрель – принцесса Сумерки» взята, можно сказать, из жизни. Я сидела на диване со своей невесткой Астрид, она была в светлых тонах – серебристое платье,

светло-жемчужные волосы. В комнате темнело, и вдруг я увидела, что она исчезает… Самое замечательное, если герой начинает действовать сам, порой даже неожиданно для меня. Бывает ощущение, что вдруг откуда-то таинственным образом на мой призыв являются герои и начинают жить собственной жизнью, как бы независимо от меня. Очень счастливое состояние, когда фигурки на шахматной доске двигаются сами, в лучших сказках это бывает именно так.

– Как и когда вы придумываете имена? Они у вас разные – и волшебник Алёша, и Уэнни, и Барбацуца, и Лоскутик…

– Это бывает по-разному. Стараюсь, чтобы имя соответствовало сущности героя. Перебираю имена, иногда советуюсь с дочерью или с внучкой. Обычно попадание бывает сразу – герой рождается, и нет сомнения, как его зовут, или же его имя логически вытекает из сюжета. Например, Лоскутик – девочка в платье, сшитом из лоскутков. Мне говорили, что лучше назвать её Лоскуток, но она сама себя назвала Лоскутик. А есть забавные имена вроде Барбацуцы. В жизни я очень люблю имя Алёша. А поскольку герой этот у меня обаятельный и милый и участвует в пяти сказках, мне хотелось взять для него близкое мне имя. Мне кажется, «волшебник Алёша» звучит достаточно тепло и привлекательно.

– Как вы относились к редактуре? Какие редакторы вам попадались?

– Одна из первых моих книг – «Астрель и Хранитель Леса» вышла в 1957году. С тех пор эта сказка неоднократно переиздавалась. Но тогда рукопись встретила резкое неприятие в Комитете по печати, её отдали четырём рецензентам, вероятно, с надеждой, что они её загубят. Неожиданно все дали очень хорошие рецензии. Если же им не нравилось какое-то место, я предпочитала его удалить из книги и писала заново. Я с трудом принимаю редактуру, мне легче написать новый отрывок вместо раскритикованного, если с этим мнением я вынуждена считаться. Наконец рукопись дали на рецензию фольклористу, надеясь, что уж он-то её наверняка «зарежет». А фольклорист написал, что вообще-то он против литературной сказки, но эта так хороша, что он её рекомендует к печати. Книжка должна была называться «Астрель – принцесса Сумерки», но такое название в издательстве не понравилось, поэтому сказка известна как «Астрель и Хранитель Леса». Теперь мои сказки практически не редактируются.

– С какой сказки стоит начинать знакомство с миром Софьи Прокофьевой?

– С «Босой принцессы», или с «Астрель», или с «Маленькой принцессы» (старое название «Уэнни и серая нитка»).

– Какую из своих сказок вы любите больше всего?

– «Астрель и Хранитель Леса», «Лоскутик и Облако», а из последних – «Босую принцессу», «Девочку-свечу», «Подземного принца».

– Менялось ли у вас отношение к своим книгам?

– Пожалуй, нет. Мне кажется, успех «Приключений жёлтого чемоданчика» несколько завышен, я не считаю её своей лучшей книгой, хотя написала продолжение – «Новые приключения жёлтого чемоданчика». Я пишу не фэнтези, а сказки, реальность в которых чуть сдвинута. Если лошадь там разговаривает, она остаётся лошадью, и, хотя с ней могут происходить удивительные приключения и трансформации, всё это остаётся в строгих рамках классической сказки.

– Есть мнение, что детские писатели советского времени – Чуковский, Барто, Маршак – были «вытеснены» в этот жанр. Действительно ли уход в детскую литературу в то время был формой эскапизма?

– Не думаю, что это так. Я не знаю взрослых стихов Барто, мне кажется, что она прирождённая детская поэтесса. У неё такая мощная версификация: «Что болтунья Лида, мол, / Это Вовка выдумал». Но я не чувствую, что за этими прекрасными детскими

стихами спрятан другой мир. Подспудная философия чувствуется в странных сказках Чуковского, которые на первый взгляд кажутся простыми, а на самом деле в них много тайны и высокая поэзия: «И стаканы – дзынь! – разбиваются». Что касается Маршака, мне не очень нравятся его взрослые стихи, а вот детские воистину совершенны и прелестны, и я люблю многие его переводы.

– Кто-то был вам близок из детских писателей старшего поколения и ваших современников?

– Мне очень нравился Лев Кассиль. Светлый очаровательный человек, он проходил сквозь действительность каким-то нетронутым. Эти титаны в основном были уже стары и недоступны, и теперь я уже сама, достигнув глубокой старости, понимаю, как трудно им было общаться с нами, с настырной шумной молодёжью, подчас чрезмерно самоуверенной. У меня были очень талантливые сверстники, поэты и прозаики, с которыми я одновременно пришла в литературу, – Генрих Сапгир, Георгий Балл, Ирина Токмакова, Галина Демыкина…

– А вам молодые показывают свои тексты, сказки?

– Да, есть несколько молодых авторов, которые пишут интересно, своеобразно и как писатели находятся, возможно, под некоторым моим влиянием. Но сейчас я быстро устаю, поэтому мало с кем общаюсь.

– Возникает ли у вас желание перечитать свои книги или какой-то фрагмент из них?

– Не пересматриваю фильмы, снятые по моим сценариям, и очень редко перечитываю свои сказки. Сначала Никита Михалков репетировал мою пьесу «Без свидетелей» в Театре Вахтангова, и у меня сложилось впечатление, что он изумительный театральный режиссёр, именно театральный, так интересны были его репетиции. Но он поссорился с главным режиссёром, не успели сделать сложные декорации, которые он замыслил, и он предложил мне снять фильм. Сейчас готовят постановку этой пьесы в Париже, она шла в Италии, Финляндии, за границей больше, чем в России, потому что здесь роковую роль сыграл фильм. Мне кажется, пьеса тоньше и глубже фильма, но это уже специфика кинематографа.

– Это у вас единственное «взрослое» произведение, не считая лирики?

– Надеюсь, к осени выйдет роман «Кольцо призрака». Конечно, сказка неизбежно наложила свою «лапу», и я не могу до конца отойти от этого жанра. Но роман вполне реалистический, действие происходит в наши дни, в нём много привычного, узнаваемого.

– Следите ли вы за детской – отечественной и зарубежной – литературой?

– Да, мне это интересно. Зарубежная литература открывалась постепенно, такие вещи, как «Питер Пэн», «Ветер в ивах»… Я гораздо холоднее отношусь к знаменитой Джоан Роулинг. Она талантлива, но основная идея «Гарри Поттера» настолько вредоносна! И в народной, и в литературной сказке есть добрые и злые волшебники, но презрительно делить людей на обычных магглов и волшебников – почти нацизм. К тому же учить детей, что они, для того чтобы постичь высшие идеалы, должны стать колдунами, волшебниками, – опасная и антихристианская задумка. Такое явление и такая популярность могли родиться, как мне кажется, только на Западе. В сказках гениального Толкиена также действуют всякие тёмные силы, но там нет призыва становиться колдунами и тем самым переходить на высшую ступень гуманизма и интеллектуальности. Очень нравятся мне книги Астрид Линдгрен, Туве Янссон…

– У вас есть ощущение, что вы реализовались в творчестве?

– Мне кажется, моей истинной стезёй была поэзия, а я в силу разных причин увлеклась сказкой. К тому же сказка обладает даром заманивать в свои таинственные пространства.

Беседовала Елена КАЛАШНИКОВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345