Литературная Газета 6319 ( № 15 2011)
Шрифт:
Как всегда, где-то еще на подступах к городу, забухали зенитки и только потом послышался гул самолетов. Однако этот раз гул слышался не только с запада и северо-запада, а размалывал небо со всех сторон и был необыкновенно плотным и густым.
Люди высыпали из домов и мчались к укрытиям. И вдруг все сотрясающий гул будто вырвался из подземелья и сразу подавил все вокруг. Небо почернело, и я увидел, что на город с трех сторон идут стада самолетов. Они катились волнами, свободным было только Заволжье.
Перед самолетами лопались и расползались облачка взрывов.
– Ага, гады! - завопил я. Но тут же понял, что зенитки не могли сбить столько.
От входивших в пике самолетов стали отделяться большие черные капли. И с нарастающим свистом полетели к буграм, на батареи зениток. И тут же из земли стали вырастать кущи взрывов. Казалось, их кто-то сажает по кромке холмов Ергенев, через мгновение черные кущи начали сливаться, и бугры, опоясывающие город, отозвались таким оглушительным грохотом, что и под нами земля заходила ходуном.
Однако основная масса самолетов шла к центру города. Там уже бушевало пламя, стелился черный дым и через него прорывался грязно-молочный пар. А когда стали гореть и взрываться баки с нефтью, туда стало страшно смотреть…
Была и радость. Несколько «юнкерсов» не вышло из пике, так и врубились в землю. Один из них взорвался с бомбами и над бугром, где все еще палили зенитки, взметнулось пламя, а потом донесся такой мощный раскатистый грохот, что он сразу заглушил все. Нас словно сдуло с кручи в овраг. Первой в блиндаж ворвалась грязная, вся в репьях собака. Попытались выгнать, но она забилась в угол, злюще рычала.
А когда рядом начали рваться бомбы, нам уже было не до собаки. Один взрыв был настолько мощным, что все на мгновенье, мы ослепли. А меня, вцепившегося в столб, который подпирал свод блиндажа, швырнуло в сторону…
Сколько продолжался тот черный день? Мне показалось, он длился вечно. Уже позже я узнал, что немцы тогда совершили более двух тысяч самолетовылетов и зажгли город с разных сторон. С того страшного дня он горел уже непрерывно, пока в нем было чему гореть…
Темнело, когда мы выбрались из полуразрушенного блиндажа. Горело кирпичное здание кожевенного завода. Там, где поселок примыкал к заводу, чернели разбитые дома и вокруг них в отсветах огня метались люди.
В сторону Волги тоже было страшно смотреть. По ней плыли целые озера огня. Это горела нефть из разбомбленного нефтехранилища, стоявшего на берегу…
6. Рабочие батальоны
С этого черного дня у сталинградцев началась совсем другая жизнь, которую и жизнью то назвать нельзя.
Брошенные властями на произвол судьбы (большинству из городского начальства удалось с семьями перебраться за Волгу!) мы просто гибли под бомбами и пулемётами с самолетов, потому что они теперь безнаказанно снижались так, что было видно летчиков в кабинах.
Поначалу жители еще бегали тушить загоревшиеся от «зажигалок» дома. Но потом, когда начали гореть целые кварталы и улицы, мы забивались в свои блиндажи и подвалы и ждали конца.
От
Свои «Т-34», какие они собирали руками, рабочие знали лучше танкистов, и поэтому сразу сожгли несколько вражеских танков. Немцы не выдержали такого внезапного удара и уцелевшие «панцермашины» отступили к Дону.
В первые дни бомбили в основном только город, видно, надеясь захватить заводы целехонькими, на полном ходу. И заводы работали еще до начала сентября, выпуская для приблизившегося к городу фронта военную технику и оружие.
При каждом заводе были созданы рабочие батальоны. Только с заводов-гигантов в них влилось более 50 тысяч рабочих. Они первые вступили в бой с тем оружием, какое производили. В батальоне «Красного Октября» воевала первая в стране женщина сталевар. В моей памяти сохранилось только ее имя – Ольга.
Потерпев неудачу «блицкрига», немцы перенесли направление своего удара на заводы. И здесь завязались самые ожесточенные многомесячные бои.
Не забывали враги и нас, мирных жителей. Уцелевшие дома продолжали бомбить и засыпать зажигалками. Теперь уже безнаказанно. Были случаи, когда из-за Заволжья через город к фронту неожиданно пролетали наши самолеты.
Отбомбив, они возвращались, прижимаясь к земле, а за ними гнались «миссершмитты». Помню случай, когда один немецкий самолет сразу сбил два наших. И мне показалось, что он прошил их одной очередью…
Но по-настоящему безысходным наше положение стало, когда враг вышел к Ергеням. Теперь смерть начала сыпаться не только с неба. По поселку и Волге, если на ней появлялся катер или даже лодка, били из орудий и минометов.
Особенно досаждали тяжелые шестиствольные минометы. Вначале слышался противный скрип и скрежет, будто терлось с грохотом железо, а потом с поросячьим визгом летели тяжелые мины. Как и наши «катюши» они били по площадям, и укрыться от них было почти невозможно.
7. Одиночный окоп – спасение!
Фронт приблизился к железной дороге, которая проходила из Москвы через весь город. Между ней и Волгой было всего несколько километров. А у нашего Купоросного - не больше двух, и мы оказались, словно в западне. С Ергеней били по поселку немцы, а из Заволжья наша артиллерия и «катюши».
Позже я узнал, что здесь был стык армий: 64-ой – Шумилова и 62-ой - Чуйкова, которые обороняли Сталинград. Поэтому именно сюда с таким остервенением рвались немцы.
В памяти осталось несколько самых тяжелых дней - прорыв немцев через наш поселок. Это было уже в сентябре. В один из вечеров особенно много шло наших раненных бойцов к Волге. В поселке все еще горели уцелевшие дома, и в отсветах пожарищ особенно страшным было шествие окровавленных людей.