Литературная Газета 6336 ( № 32 2011)
Шрифт:
СТАРИК
Застыв, как незыблемый камень,
Обветренный камень гранит,
На шумном всегда годекане
Старик молчаливый сидит.
Морщин неразборчивый почерк
Чело его избороздил.
Сынов своих старших и дочек
Давно уже дед пережил.
Сидит в гимнастёрке линялой,
На посох ладони сложив,
Как будто бы смерть обвиняет
За то, что здоров он и жив.
Глаза его застланы влагой,
Но лихо под буркой горят
Простая
«За отвагу»
И славных Георгиев ряд.
Сидит молчаливый свидетель
Двух огненных бурь мировых...
А рядом
Аульские дети
Гарцуют на палках своих.
Пластмассовым машут оружьем
И пыль
Поднимают столбом,
Пока их не кликнут на ужин
Усталые матери в дом.
А хмурый старик
Не уходит,
Сидит он в сгустившейся мгле
И посохом медленно водит
По бурой родимой земле.
А что он там пишет –
Не знаю,
Мудрец аксакал-нелюдим...
Я с крыши своей наблюдаю
С тоскою щемящей
За ним.
О, как бы понять я хотела
Арабские те письмена!..
И, может быть, жизнь
До предела
Вдруг стала проста и ясна.
Но тайна останется тайной...
Молчание старец хранит,
Как будто бы
На годекане
Он сам превратился в гранит.
Перевод с даргинского Марины АХМЕДОВОЙ-КОЛЮБАКИНОЙ
Бийке КУЛУНЧАКОВА, народный писатель Дагестана
***
Я любила, таясь ото всех,
Посвящала тебе стихи…
Хоть считали все – это грех,
Были вздохи мои тихи.
Слухи сетью плели враги,
Каждый камень был бросить рад.
Их змеиные языки
Рай любви превратили в ад.
По преданьям предков моих,
Дабы враг не нашёл могил,
Запускали табун на них,
Чтоб он память о прошлом скрыл.
Перед этим в последний раз
Горько плакали женщины там,
Но мужчины, угрюмо молясь,
Не давали воли слезам.
Вот и я, как табун степной,
Образ твой растоптала в душе.
Ты опомнился, милый мой,
Только было поздно уже.
О тебе лишь мои стихи
Я на память ещё храню…
И хоть вздохи мои тихи,
Больше слёз я не уроню.
Не стыжусь я минувших дней,
Что им сплетни моих врагов
И интриги моих друзей,
Коль на сердце опять легко.
Перевод с ногайского Марины АХМЕДОВОЙ-КОЛЮБАКИНОЙ
Байрам САЛИМОВ, народный поэт Дагестана
СЛЕПОЙ АШУГ
Мне десять лет исполнилось,
Когда
В наш мирный дом нагрянула беда…
Ушли на фронт и дядя, и отец,
Сказав
– Будь за старшего, малец!
…И вот однажды как-то зимним днём
Меня послала мама за пайком,
И в толчее у хлебного ларька
Увидел я слепого старика…
Сидел он по-турецки на песке,
Чунгур сжимая в старческой руке,
Слепой ашуг…
Столетний аксакал –
Седой утёс, рождённый среди скал.
Он пел протяжно, глухо о войне,
О комиссаре на лихом коне,
Сражённом пулей вражеской в бою
Вдали от гор, в берёзовом краю.
Ещё он пел о бедном сироте
И о его несбыточной мечте –
Наесться хлеба досыта хоть раз…
Катились слёзы из ослепших глаз.
А я, как зачарованный, стоял,
Покуда пел незрячий аксакал.
И, слушая, не знал ещё о том,
Что нынче возвращусь без хлеба в дом,
Что карточки украдены мои
И целый месяц у большой семьи
Не будет крошки хлеба на обед…
…Звенел чунгур.
Мне было десять лет.
Перевод с лезгинского Марины АХМЕДОВОЙ-КОЛЮБАКИНОЙ
Шейит-Ханум АЛИШЕВА
***
Белый лист достану завтра,
Сяду, стану ждать
Строчек, что придут внезапно,
Словно благодать.
Шелестят мои страницы,
Таинство тая,
Охраняю я границы
Собственного «я».
День и ночь несу я службу
На своей земле –
И в палящий зной, и в стужу,
В сонной полумгле.
Пограничной полосою
Кажется мне лист,
Он лежит передо мною,
Девственен и чист.
Тишина вокруг такая,
Что нельзя вздохнуть –
Чуткая, сторожевая,
Долгая, как путь.
Но как выстрел грянет слово,
Разрывая мрак.
Я хочу, чтоб завтра снова
Было только так.
Перевод с кумыкского Марины АХМЕДОВОЙ-КОЛЮБАКИНОЙ
Статья опубликована :
№35 (6336) (2011-09-07) 2
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
2
/publication/219/