Литературная Газета 6365 ( № 13 2012)
Шрифт:
Я же до событий в Вильнюсе, Риге и далее везде не был знаком с представителями Министерства обороны и другими вершителями судеб страны. Наша дружба началась именно после фильма "Наши".
И такая же история была с Чечнёй. Но тут уже Б. Ельцин, с которым у меня были абсолютно сложные отношения, в какой-то момент сообразив, что остался совсем один и оказался лицом к лицу с бунташной, бушующей, маргинальной, насквозь прочеченской прессой, стал каким-то звериным чутьём, буквально на ощупь искать хоть каких-нибудь союзников.
Я в то время политикой уже не занимался - мне всё
Собрался и поехал в Чечню, естественно, без всяких указующих напутствий. Я всегда доверяю своим ощущениям и впечатлениям. И сделал именно то, что в тот момент хотел сделать. А дальше всё прошло само собой.
– А как же другие? Вы ведь, надеюсь, не забыли пламенных журналисток в рядах гордых горских мужчин. Согласитесь, что для вас это было тогда небезопасно.
– Я их всех прекрасно помню. Помню и то, чем это всё для них кончилось.
А что касается моей смелости[?] Я бы это смелостью не стал называть. Я ведь и каскадёром работал не ради острых ощущений, а ради денег. Зарабатывать надо было на жизнь.
Я бы назвал своё тогдашнее поведение полным безразличием к мнению других людей. Это качество у меня есть. При этом я никому не навязывал и не навязываю своего мнения. Вы спрашиваете - я отвечаю.
– А к собственной жизни и судьбе вы также безразличны?
– В известной степени[?] Просто мне всё время нужно с кем-нибудь воевать. При этом я не особенное значение придаю факту собственной жизни, а также личной целости, благополучию и всем сопутствующим этому деяниям и последствиям. Можете это называть на выбор - храбростью или глупостью.
В то время был очень силён антирусский, антироссийский, антивсякий накал в прессе. Но я, повторюсь, делал только то, что хотел. Меня тогда совершенно не волновало, надеюсь, не будет волновать и впредь, общественное мнение. Как правило, когда об этом говорят, то это не что иное, как кокетство. Но у меня есть определённого рода доказательство своего, если можно так сказать, некокетства - у меня выработался абсолютный иммунитет за "секундовские" годы.
В то время на меня обвалилось такое количество славы, публикаций, оценок, что я поневоле адаптировался, и чужое мнение для меня перестало иметь значение.
– Вы сказали, что по природе своей эволюционист. В этой ли плоскости лежит ваша эволюция от певчего в церковном хоре до убеждённого атеиста? Вы даже стали доверенным лицом кандидата в президенты В. Путина, чем вызвали большое неудовольствие в церковных кругах, и не только в них.
– Меня это нисколько не смущает. Мне известны высказывания и пресс-секретаря патриархии, и С. Говорухина по моему поводу.
С. Говорухин - прелестный человек и замечательный режиссёр. Я отношусь к нему с нежностью и уважением. Его агрессия в мой адрес заключается в нежелании предоставить кому-то право думать иначе, чем он сам.
А разговоры о том, что кто-то где-то недоглядел, - это в пользу бедных. Прежде чем я стал доверенным
При этом в стране живёт более 30миллионов атеистов, которые дискриминированы, унижены и которые вынуждены мириться с разгулом чуждой для них идеологии. А с этими людьми тоже надо считаться. Если бы я был один, то можно было бы просто обсудить размер клетки, в которой я буду сидеть, а также маршрут, по которому меня будут возить и показывать на потеху православным людям.
Я дал согласие выступить доверенным лицом кандидата в президенты В. Путина по одной причине: он, несмотря на свои недостатки, может уважать мою свободу и свободу каждого человека. Он знает страну и точен в своих социальных расчётах. И самое главное - он, как разведчик, действует предельно осторожно.
– В одном из ваших фильмов о лошадях, которых вы сняли с большой любовью, некий мудрец отдаёт свои глаза лошади, потому что не может смириться с её слепотой. Это не про вас?
– Это красивая легенда, которая уместна в отличном от нашего жанре. Я же никому ничего не жертвовал, поскольку являюсь не большим любителем и "уметелем" жертвовать.
– Вы всё время говорите, что свободны в своих мыслях и поступках. А где кончается ваша свобода?
– Я свободен ровно настолько, насколько биологическое существо вообще может быть свободным.
К примеру, я не знаю, насколько представители некой панк-группы, устроившие недавно пляски в храме Христа Спасителя, считают территорию храма территорией своей свободы. Они, как я понял, люди верующие, поскольку произносили, обращаясь к божеству, некие ритуальные слова. Они, пусть по-своему, совершали некий молитвенный обряд.
Я же не имею никакого права в это вмешиваться или это оценивать. Если бы это были некие воинствующие атеисты, написавшие некие бранные слова на иконах, я бы, возможно, как-то по этому поводу высказался. И вообще я не имею ничего против ни этой группы, ни истинно верующих православных христиан.
Но мне абсолютно непонятно, почему христиане гневаются, если их Бог молчит? У этих девиц даже диареи не случилось[?]
– Ваша свобода зиждется на атеизме?
– Я - атеист. Это как раз та самая моя свобода. Но если я требую этой свободы для себя, то я соответственно должен признавать и право любого другого на его личную свободу. Мне бы никогда в голову не пришло прийти в чей-то молитвенный дом и вести там атеистическую пропаганду. Я признаю право за любым человеком верить в то, во что ему хочется. Меня это не касается. Каждый делает свой выбор. И я на этот выбор никогда посягать не буду. Для меня атеизм - это полная свобода и торжество этой свободы. Это моё право на критическое отношение абсолютно ко всему.