Литературная Газета 6379 ( № 27 2012)
Шрифт:
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?
– Интересный вопрос, который часто задают во время интервью, - "если писатель живёт вне речевого поля, это ему помогает писать или мешает"? Я постепенно прихожу к выводу, что изоляция и языковое одиночество писателю скорее помогают, чем мешают: он может беспрепятственно погружаться в глубины своего языка, он как бы уходит из зоны контроля, где он постоянно со всех сторон и из всех динамиков окружён полифонией разной чужой речи, часто примитивной, нет каждодневного наплыва и давления речи десятков людей. Ведь вначале писатель учится языку у людей и книг, а потом люди учатся у писателя его языку, поэтому возникают такие понятия, как "язык Достоевского" или "язык Гоголя" (кстати, каждый из них прожил много лет за рубежом, где вообще было создано немало шедевров русской литературы). Вообще одиночество - колыбель всякого творчества, а любая изоляция -
«Не всем мои писанья чтить»
«Не всем мои писанья чтить»
САЯТ-НОВА - 300
За свою многовековую историю армянская поэзия породила ряд величайших имён, среди которых особое место занимает выдающийся поэт XVIII века Саят-Нова (1712-1795) - певец любви и справедливости, полулегендарная личность, даже истинное, точное время рождения которого остаётся в дымке затерявшихся седых годов[?] Поэзия ашуга своими истоками прочно связана с народным творчеством, с фольклорными традициями. Магическая поэзия этого подлинного глашатая дружбы народов Закавказья, равно мощно и ярко творившего на армянском, грузинском, азербайджанском, общеизвестна - на протяжении последних двух-трёх столетий она околдовывала и завораживала сердца как высшего света, так и простого люда[?]
В оценке В. Брюсова Саят-Нова - поэт "величественный" и "многообразный", "чуткий" и "страст[?]ный", "один из тех "первоклассных" поэтов, которые силой своего гения уже перестают быть достоянием отдельного народа, но становятся любимцами всего человечества". Ярчайший представитель русского символизма заявлял, что народ, давший Саят-Нову, тем самым "уже навсегда включил себя в число культурных наций, участвующих в совместном творчестве человечества" ("Русская мысль", 1916, № 9). И посему вполне логично, когда по решению Всемирного совета мира 250-летний юбилей Саят-Новы отмечался в 1963 г. во многих странах и особенно широко - в Советском Союзе, нашими русскими братьями, ознаменовавшими великое культурное событие в жизни армянского народа масштабными мероприятиями, писательскими конференциями, новыми переводами, литературно-критическими и публицистическими статьями известных мастеров пера. Кому не знакомы в переводах на языки мира, и в первую очередь на русский, знаменитые и ставшие крылатыми строки армянского ашуга:
Не всем мой ключ гремучий пить:
особый вкус ручьёв моих!
Не всем мои писанья чтить:
особый смысл у слов моих!
Не верь: меня легко свалить!
Гранитна твердь основ моих!
Брюсов справедливо выделяет Саят-Нову среди творцов "нового типа", считая его "вознёсшим поэзию ашугов на недосягаемую до него высоту[?]", "мощью своего гения" превратившего ремесло народного певца в "высокое призвание поэта". Сказано метко: вряд ли в каком-нибудь другом определении правильнее вырисовался Саят-Нова - новый тип народного творца переходного периода армянской истории, ярче была раскрыта тайна величия искусства, связь лирической поэзии Саят-Новы с лучшими национальными традициями прошлого, ценность и знание его поэтического искусства с точки зрения художественного развития в новое время.
Замечательные песни Саят-Новы на языках трёх закавказских народов издавна пользовались большой популярностью - их с любовью исполняли в Тифлисе на семейных торжествах, различных празднествах, и, распространяясь, они, естественно, приносили всё большее признание их творцу. Молва гудела о нём, однако "официально" в печати имя поэта-ашуга появляется довольно поздно. Имя "пишущего совсем по-народному", "знаменитого" поэта, "великого Саят-Новы" читатель впервые встречает в 1847 и 1851 гг. в армянских журналах "Базмавеп" и "Арарат". Армянская литературная общественность познакомилась с творчеством Саят-Новы благодаря филологу, общественно-политическому деятелю, основоположнику саятнововедения Г. Ахвердяну (1818-1861), когда в 1852 г. в Москве вышел в свет
Однако ещё до публикации этого труда появилась в русской газете "Кавказ" (1851, № 1-2) статья о Саят-Нове известного русского поэта Я. Полонского, служившего в те годы в Тифлисе. Благодаря ей рус[?]скоязычный читатель впервые получил возможность ознакомиться с гениальным армянским самородком, но, главное, это выступление в печати было первым научно весомым словом о жизни и творчестве великого армянского народного певца, высказанным "человеком со стороны" - "неармянином". Интересная и многоаспектная статья Я. Полонского, большого друга армянского народа, отразившего в своём собственном художественном творчестве прелесть и "изюминки" тифлисского армянства, явилась знаковым событием в литературной жизни народов многонационального края, составила блестящую страницу в богатой истории армяно-русских литературных и культурных связей.
Разумеется, статья русского литератора в "Кавказе" неслучайна: Полонский был связан с видными тифлисскими интеллигентами - армянами, русскими, грузинами. К числу его близких друзей относился и Г. Ахвердян (известный в русском кругу как Ю. Ахвердов). С мая 1878 г. Ахвердян был поглощён работой над подготовкой к изданию "Давтара" (тетради) Саят-Новы. Полонский не только был в курсе этих дел, но с помощью своего армянского друга достаточно подробно ознакомился с песнями великого ашуга. В статье Полонского прежде всего привлекает внимание справедливая социальная оценка, данная творениям Саят-Новы. Как пишет автор, "для своего века, для Тифлиса, состарившегося под игом мусульманского владычества, среди разлагающегося смешанного общества, Саят-Нова - исключение в высшей степени отрадное". "Чувствуешь невольно, - замечает Полонский, - как этот человек должен был страдать, потому что был выше своих современников". В поэзии Саят-Новы русский поэт обратил внимание на одно весьма важное обстоятельство - исключительную тонкость и глубину поэтизации человеческих чувств, в частности любви. "Вывод" Полонского своеобразен и не слишком устарел до сих пор: "В песнях Саят-Новы мало тех ярких блестящих красок, от которых природа на Востоке часто принимает какой-то странный, мишурный блеск, нет и тех фантастических образов, которые как будто порождает опиум. Вообще в стихах его мало воображения - много чувства: но это чувство, там, где оно высказывает в стихах его, по большей части так глубоко безмятежно, что любовь его похожа на дружбу, дружба - на любовь". Воздействие армянского ашуга на Полонского оказывается столь сильным, что он завершает свою статью собственным стихотворением "Саят-Нова"[?]
О трудностях перевода песен Саят-Новы говорить не приходится: они очевидны и обусловлены характерными особенностями поэтической системы ашуга - "буйством" образов и красок, метафор и сравнений, пышностью и в то же время лаконичной меткостью языка, глубиной мыслей и чувств, нюансами настроений, "жемчугом" речи[?]
К счастью, у него оказались довольно добросовестные и дотошные интерпретаторы, начиная с В. Брюсова и кончая целой плеядой отменных русских советских поэтов-переводчиков тридцатых годов и более позднего времени, успешно продолживших и развивших традиции "брюсовской" школы перевода[?] Она отличалась тем, что мэтр русской поэзии придавал огромное значение сохранению точности, музыкальности и "аромата" подлинника, был противником практики "вольного перевода" и, как образно заметил в своё время литературовед Л. Мкртчян, явился "первым поэтом-переводчиком, блестяще "пересоздавшим" на русском языке "особый смысл" и "особый вкус" лирики Саят-Новы[?]"
История "русского" Саят-Новы весьма любопытна. Впервые стихотворение прославленного на Востоке ашуга в русском переводе Н. Берга, некогда известного литератора, вошло в опубликованную им же книгу "Песни разных народов" (М., 1854). На этот перевод ("Откуда, чуждый соловей, не плачь, заплачу лучше я!"), довольно долгое время пребывавший в забвении, в конце 60-х годов ХХ века обратил внимание русский поэт И. Поступальский, который написал: "Эта берговская версия песни Саят-Новы звучит не хуже, а, пожалуй, даже лучше кое-каких и переводных, и оригинальных стихотворений, печатавшихся в середине прошлого столетия в русских журналах и альманахах".
Разумеется, после знаменитой брюсовской антологии "Поэзия Армении" (М., 1916), подарившей русскому читателю целое созвездие гениальных армянских поэтов и их сочинений, в том числе и Саят-Новы, наиболее широко был представлен великий ашуг в русскоязычных изданиях советского периода, в первую очередь в "Антологии армянской поэзии", готовившейся под редакцией М. Горького в тридцатые годы и вышедшей в свет (к сожалению, после ряда неоправданных цензурных изъятий) в 1940 г., а также в более поздних сборниках переводов поэзии Армении.