Литературная Газета 6382 ( № 35 2012)
Шрифт:
Атаман Платов гневно бросил Барклаю с казачьей прямотой: "Как видите, я в плаще. Мне стыдно носить русский мундир!" Вихрь-атаман совершал невозможное на стенах Измаила, был неустрашим в боях и к ретирадам не привык. Как и все "суворовцы", Матвей Платов Барклая ненавидел. С каким удовольствием он рассёк бы этого шотландца шашкой[?] Багратион, всё ещё веривший, что государь передаст ему командование, писал Аракчееву в Петербург: "Ваш министр, может, хорош по министерству, но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу нашего Отечества[?]"
Почему Наполеон не закрепился на Смоленской земле? Почему продолжил
Орёл парил над Бородинским полем, но после неслыханного сражения враг занял Москву. И покуражился там вволю. Захватчики не сомневались: перед ними существа низшего порядка, русские варвары. Они показали москвичам, что такое просвещённый народ. Шишков предупреждал: нашу землю топчет антихрист, на Россию двинулись безбожники. И Великая армия вполне соответствовала такой аттестации: обычным делом стало осквернение престолов, святых мощей. То ли хотели сломить дух православного народа, то ли опьянели в погоне за наживой.
Убили священника Георгиевского монастыря отца Иоанна Алексеева, иеромонаха Знаменского монастыря Павла. Ограбили и подожгли Спасо-Андроников монастырь. Пытали наместника Новоспасского монастыря отца Никодима под гогот войск. Избили, изранили наместника Донского монастыря Вассиана, казначея Богоявленского монастыря[?] в поиске кладов (чаще всего - мифических) прибегали к изощрённым пыткам. Запрягали монахов в телеги[?] Напяливали митры и в таком виде на лошадях гарцевали по монастырям[?]
Есть в Москве храм Сорока мучеников Севастийских, что в Спасской слободе. Современный адрес - Динамовская улица, 28, неподалёку от Новоспасского монастыря. Этот храм тоже разграбили лихие оккупанты. Настоятелю - о. Петру Вельяминову - было 66 лет, по тем временам - глубокий старик. Вся его жизнь прошла в этом храме. Когда после эпидемии этот приход хотели ликвидировать, отец Пётр отстоял его, и вскоре храм стал известен на всю Москву.
В первый же день оккупации он спрятал всё самое ценное - старинные кресты со святыми мощами, утварь[?] Всё, что осталось в храме, иноземцы распотрошили, разворовали, не боясь Бога. Отца Петра схватили. Унижения он принял стоически, с тихой молитвой. Его истязали, требовали выдать сокровища.
Солдаты вошли в раж: несколько раз взвизгнула сабля, старец упал, но святынь не выдал. Его несколько раз ударили штыком. Так и остался старик возле церковных стен - в луже крови, израненный, но ещё живой. Ранним утром французский офицер прострелил ему голову. Похоронили отца Петра в Новоспасском монастыре, в спешке, без отпевания.
Иноземцы трижды раскапывали его могилу - им всё сокровища мерещились, и, увидев свежую землю, они думали, наверное, что здесь зарыли клад. Алчность полностью овладела душами завоевателей. Только в декабре, после изгнания французов из России, отца Петра отпели. Несправедливо, что имя этого мученика малоизвестно. Почему? О жертвах ХХ века у нас вспоминают непрестанно, боюсь, что не без политического
Сегодня легче лёгкого восхищаться упрямством Барклая, который сохранил армию, отдав Наполеону Смоленск. Нетрудно через 200 лет отдать должное стратегическому гению Кутузова, который перехитрил Наполеона. Но представьте себе, каково было русским офицерам, воспитанным на победных традициях Румянцева и Суворова, отступать, сохраняя образцовый порядок, когда враг двигался на Москву!
Конечно, прав был Иван Кованько:
Хоть Москва в руках французов,
Это, право, не беда:
Наш фельдмаршал, князь
Кутузов,
Их на смерть впустил туда!
Свету целому известно,
Как платили мы долги;
И теперь получат честно
За Москву платёж враги.
Побывать в столице - слава,
Но умеем мы отмщать:
Знает крепко то Варшава,
И Париж то будет знать!
Но какими страданиями оплачена эта правда.
Для многих из нас знакомство с русской литературой началось с хрестоматийного: "Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалённая пожаром, французу отдана?" А ведь это мучительный вопрос. Если даром - как жить после этого? Мучительный! У нас и интонации такой трагической не найдётся[?] А мы нередко декламируем "Бородино" как бодрую идиллию.
Себялюбивым умам трудно уклониться от сладкого соблазна: отделить себя от государства. "Я люблю страну, но ненавижу наше государство" - многих прельщает эта запальчивая демагогия. В 1812 году выстояло государство, выстоял народ - одно не отделить от другого. Орёл Победы не парит над одинокими, разобщёнными рыцарями.
Израненная, но непобедимая страна не забыла "Как оплакивали родимую, мать родимую, мать-кормилицу, златоглавую Москву милую, разорённую Бонапартием". Вдумаемся: и после этого Россия не стала мстить Франции, не растоптала покорённую страну, напротив, отстояла в дипломатических боях независимость возрождённого Французского королевства. "Благодарность" Талейрана не знала границ: через полгода он уже сколачивал тайный военный союз против России, в который кроме королевства Бурбонов вошли недавние сторонники расчленения Франции: Англия и Австрия. Они постарались бы выдавить Россию из Европы, да помешал яркий стодневный "дембельский аккорд" Бонапарта[?]
Сегодня многие народы выторговывают себе коврижки за то, что в истории кто-то когда-то их обидел. Россия не позволяет себе нытья, не роняет воинскую честь. Если враг пришёл в дом - его бьют, если разбили - не помнят зла. И это правильно. Если народ начнёт плакаться - пиши пропало. Возможно, вам посочувствуют, потом предоставят льготы, потом накормят от пуза, но в итоге непременно поколотят. "Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели", - сказал поэт, прошедший дорогами другой войны. Победитель. А победители 1812 года пели по праву: