Литературная Газета 6400 ( № 2 2013)
Шрифт:
Термин "фетишизм" был предложен первоначально для обозначения культа отдельных предметов, в которых первобытные африканские племена видели воплощение или олицетворение своих божеств. Новую жизнь этот термин обретает в учениях Маркса и Фрейда, которые вскрывают своеобразный эффект подмены и замещения, когда определённым вещам приписываются свойства более крупных и невещественных образований. Так, например, товар оказывается непосредственно воспринимаемым воплощением общественных отношений между людьми, которые невозможно пощупать и от которых зависит каждый человек. Поэтому создаётся впечатление, что человек зависит от тех или иных товаров,
Бенсаид сосредоточился на социальных аспектах фетишизма. Он более или менее подробно разбирает концепции теоретиков развития марксизма шестидесятых годов, когда капитализм в очередной раз преображается, а фетишизм распространяется практически на всю культуру. Тогда же появляются труды, в которых разрабатывается критика фетишизма культуры, рассматривающего её как товар. Именно спектакль (точнее - превращение всего происходящего в капиталистическом обществе в спектакль) замыкает круг господства, заранее предвосхищая любую возможность любого протеста или любого критического высказывания в качестве ещё одной разновидности спектакля. И поэтому как раз со спектаклем как высшей стадией товарного фетишизма и надо, по мнению Бенсаида, разбираться более обстоятельно, если вообще надеяться от фетишизма избавиться.
Преодоление капитализма, по-видимому, невозможно без преодоления фетишистских представлений, благодаря которым капиталистические отношения опять воспроизводятся, даже когда самих капиталистов нет, как это и произошло в СССР. И требуется не только теоретическое развенчание фетишизма, но и практическое развеивание его из обычной жизни людей. Сегодня, когда капиталистическая система начинает идти вразнос и экономический кризис из-за системных причин собирается усиливаться, обсуждение проблемы фетишизма сложно переоценить.
Бенсаид не даёт окончательных ответов, универсальных рецептов или прямых призывов к действию, но предлагает задуматься и предоставляет для этого множество вдохновляющих поводов.
Василий КУЗНЕЦОВ
«Роман, достойный Бальзака»
«Роман, достойный Бальзака»
Александр Серафимович - 150
Колоссальное богатство нашей литературы иной раз приводит к тому, что мы на длительное время забываем большого писателя или привязываем его к единственному хрестоматийному сочинению. Так и А. Попов, оставшийся в литературе под псевдонимом Серафимович, оказался "заложником" своего романа "Железный поток", который изучался в школах и вузах. Создавалось искусственное впечатление, будто остальные произведения писателя не стоят внимания. Между тем семитомное собрание его сочинений свидетельствует о том, что Серафимович - писатель большой, разнообразный и[?] необычайно актуальный. В подтверждение последнего тезиса мы публикуем фрагмент обширной работы советского литературоведа А.А. Волкова о романе А. Серафимовича "Город в степи". Статья Волкова из его вузовского учебника не переиздавалась более 40 лет, и кажется, будто она написана о современном актуальном романе из жизни современной России.
В 1912
Надо сказать, что само место действия романа - строительство железной дороги, а также выявление разлагающегося влияния буржуазной "культуры", осваивающей уездную глушь, сближают "Город в степи" с "Варварами" Горького. Но это только одна из нитей, которые протягиваются от романа Серафимовича к творчеству великого писателя. В "Городе в степи" ещё более полно и многогранно, чем в рассказах о 1905 годе, выявляется благотворное влияние Горького. Оно сказывается прежде всего в обрисовке характеров главных действующих лиц романа: Захара Короедова и инженера Полынова. Захар Короедов - представитель нарождающегося и растущего капитализма; он шагает в ногу со своим временем и понимает, какие выгоды ему сулят новые, более высокие формы эксплуатации.
Образ Короедова, несомненно, большая художественная удача автора; он нарисован мастерски, дан в органической связи внешней пластичности и внутренней психологической сущности. Создавая первый художественный портрет Короедова, писатель выделяет в нём характерные черты первонакопителя. Захарка обирает женщин, которых заставляет торговать собой, беззастенчиво грабит мужиков. Он ростовщик, вор, истязатель; если ему выгодно, он убьёт. Беспримерной и безжалостной эксплуатацией наживает он своё состояние. Воссоздавая взаимоотношения Короедова периода первоначального накопления с крючником Липатовым, с хромым вышибалой притона, с мужиками-ремесленниками, Серафимович черта за чертой ярко раскрывает психологию этого фанатика барыша и чистогана.
Выстрел Полынова в Короедова вызывает резкий перелом в поведении и даже в облике Короедова. Поправившись от ранения, Короедов постепенно забирает в руки Полынова с помощью "немого" шантажа. Встречая Полынова, он всякий раз низко ему кланяется, произносит слова уважения и добавляет в спину не отвечающему на приветствие Полынову: "Никому не сказывал, не только что доносить... Будьте благонадёжны". Но эти слова для Полынова подобны удару бича по обнажённому телу раба. Он чувствует себя во власти Короедова, но в нём нет воли, чтобы разрубить этот гордиев узел, пойти и донести на себя.
На этой слабости инженера ловко играет Короедов. Характер Короедова эволюционирует от открытой подлости до замаскированной, прикрытой ханжеством и лицемерием буржуазной "морали". Ранее Захарка открыто грабил и содержал притон разврата, теперь Захар Касьяныч переходит на позиции узаконенного грабежа. Старые методы ему уже не годятся, у него иной капитал, иной размах, иные обороты. Он говорит недоумевающим и подозревающим очередной подвох мужикам: "Векселя перепишем. Клал я вам двенадцать процентов казённых да в вексель включал скрытый процент, ан выходило по шестьдесят, по восемьдесят, даже до ста процентов. Теперь всё это скидываю, секретную сумму из векселя выключаю, а проценты с нынешнего дня кладу божеские - восемь процентов, и никто не будет обижаться, ни мне, ни вам не обидно".