Литературная Газета 6444 ( № 51-52 2013)
Шрифт:
и даже могу сам себе подмигнуть.
Но так и прекрасно, и так это раняще,
что, мне неразборчиво что-то шепча,
другие поэты, ушедшие раньше,
порою выглядывают из-за плеча...
Немало имён я впервые выкликнул,
и, тихо за вашей спиной становясь,
я тоже, надеюсь, когда-нибудь выгляну
из-за плеча у кого-то из вас.
17 декабря
Теги: Евгений ЕВТУШЕНКО
От Баратынского до Соловьёва
Евгений Евтушенко: Поэт в России -
Уходящий год был для Евгения Евтушенко трудным и счастливым одновременно. Премии "Поэт" и «Большая книга» – награды, давно заслуженные самым известным в мире русским поэтом. При этом – долгая и тяжёлая болезнь, с которой Евгений Александрович, без преувеличения, героически боролся – и наконец победил. Гран-при «Книга Года» достался тоже Евгению Евтушенко, вернее, делу его жизни – антологии «Поэт в России – больше, чем поэт. Десять веков русской поэзии». О первом томе мы уже писали. Второй том включает более восьмидесяти авторов, родившихся с 1800 до 1853 г., – от Евгения Баратынского до Владимира Соловьёва. Среди поэтов, представленных в новом томе, – Николай Языков, Фёдор Тютчев, Алексей Кольцов, Михаил Лермонтов, Алексей К. Толстой, Афанасий Фет, Николай Некрасов, Константин Случевский и др. С ними соседствуют авторы, далеко не столь известные или незаслуженно забытые. Все они были жизненно необходимы нам в XX веке, когда поэзия ещё входила в плоть и кровь народа. Но не меньше нужны и сейчас. Автор и составитель антологии Евгений Евтушенко, как и в первом томе, предваряет каждую стихотворную подборку своей статьёй и каждому поэту посвящает стихотворение. Издание иллюстрировано работами известных художников, а также самих поэтов.
Костный мозг, язык бескостный
Представим себе очень городского писателя, который, приехавши, к примеру, в маленький город из столицы, стоит перед окном в обшарпанном номере захудалой гостиницы, ощущает глубокое душевное несварение желудка и с тоской вглядывается в темь. Под кустом слышатся вроде бы шорохи, движутся непонятные, вроде бы похожие на глаза блики. А за кустами начинается тропка, а за тропкой лес, а в лесу заканчивается цивилизация, и заблудиться в лесу очень городскому писателю не просто, а очень просто. Позвоночный столб его превращается в антенну. Антенна принимает сигналы. Сигналы свидетельствуют об опасности. Природа опасности непонятна. (И не должна быть понятна, добавит писатель.) Главное, совершенно ясен её источник: темь, глушь, глубь, лес, Россия. Ироническое отношение ко всему этому заменяет писателю отвагу. Примерно так написана книга Дмитрия Быкова "Сигналы".
Мне посчастливилось присутствовать на презентации этой книги и узнать, что она, во-первых, триллер, а во-вторых, что Быкова неправильно понимают. Вот люди, читающие его книги и думающие, что он комкает окончание, - они понимают неправильно, потому что им следует сделать простое предположение: а вдруг так и было задумано автором? От нетривиальности этой незатейливой мысли я расчувствовалась и пошла читать триллер. Да... здесь следует не забыть сказать, что авторов двое – по крайней мере, на обложке значится ещё Валерия Жарова. Но поскольку её имени нет даже в выходных данных, а имя Быкова, наоборот, парит на верхнем колонтитуле каждого разворота, то мы где-то будем иметь в виду, что благодарить за эту книгу следует ещё и Жарову, – а сами обратимся к Быкову.
Итак, антенна. Она принимает сигналы. Сигналы не понятно откуда, не понятно чьи. Но среди непонятных голосов есть женский. Принявший сигналы ортопед-радист Савельев решает (именно решает, а не узнаёт), что это голос его знакомой Марины Лебедевой, несколько месяцев назад рухнувшей вместе с самолётом в уральские леса. Ergo, надо спасать, ergo, собирается экспедиция, ergo, герои хором идут в лес, толком не зная, куда и зачем. Как, опять идут, не зная, куда и зачем? Ведь это уж сколько
Мгновенно, отойдя на пару километров от освоенной цивилизацией реальности, герои со страшной силой начинают плутать, блуждать, блудить и попадать. К счастью, они – обладатели высокого городского интеллекта, поэтому быстро понимают, что что-то не так. Деревенской девице Даше для того, чтобы начать о чём-то таком догадываться, понадобился месяц хождений по тайге. И это в книжке не юмор, а такая шутка. Сначала попаданцы приходят в бывший совхоз, а ныне поселение крепостных крестьян, которых некий мутный жлобистый мужичок закабалил и вроде бы пытается таким образом излечить от всяких нехороших зависимостей. У крепостных коричневые опухшие лица (да, это ещё одна блистательная находка Дмитрия Быкова, повторяющаяся из книжки в книжку), они ходят в кокошниках, откликаются на водевильные имена и помогают героям блудить. Впрочем, постельная тема будет раскрыта последовательно всюду, где только не обнаружат себя попаданцы. А им предстоит ещё первобытное племя, завод, катание на паровозике и все дела.
На самом деле им предстоит жевать картон. То есть нет, это читателям предстоит жевать картон в попытке установить разницу между героями. Разница почти неуловима. Мы попробуем. Есть Валя. Он юноша и застенчив. Есть Савельев. Он ортопед-радист, и у него в нагрудном кармане фотография. Есть Дубняк. Он пьёт самогон и единственный из всей городской компании вроде бы умеет ориентироваться на местности (что в условиях загадочной, дикой и опасной России в паре километров от города всё равно бесполезно). И есть два неопределённых гуманитария, которые не отличаются друг от друга вообще никак, поэтому имена их уже канули в Лету.
И вот эти картонные люди-силуэты потихонечку бредят и бредут средь фанерных заводских декораций, наскоро выпиленных лобзиком журналиста, которому скучны серые большие некрасивые цеха, скучны громоздкие непонятные изделия; журналиста, у которого на производственной планёрке сами собой тяжелеют веки, закрываются глаза и всё его сонное существо попадает под власть неспособности понимать смысл происходящего (из чего делается вывод, что смысла у происходящего нет). Потом (постельная сцена – глаза открываются) картонные герои почему-то думают, что их хотят убить. И вот уже бегут, пыхтя от тяжести рюкзаков. По обочинам тропинки скачут йети, а в перспективе маячит встреча с летающей тарелкой. От этого, совершенно непостижимым образом, читать становится ещё скучнее. Может быть, потому, что фанерный заводик – это для декораций ещё куда ни шло, а фанерный йети – как-то совсем уже неприлично. Это триллер, друзья, это триллер. И, кстати, действительно страшноватый: он может заставить вас пролить тихие слёзы над трупом убитого времени.
Я честно хотела дочитать «Сигналы» до конца и сломалась, когда осталось чуть больше двадцати страниц, на сцене, когда вышедший из леса непонятно кто рассказывает, что американские шпионы запытали до смерти его спутницу, которая не выдала им, американским шпионам, своих друзей, но на самом деле «нам угрожала опасность не от американцев, а от своих... наши оказались грубей американцев, никого не стали пытать и убили сразу». Стало окончательно неинтересно, что хотел сказать Быков, и хотел ли сказать хоть что-то, писал он сознательно или во сне, и он ли писал или не он, и даже неинтересно, прилетят ли инопланетяне. Показалось в этом месте, что инопланетяне уже прилетели и захватили Землю и что я прямо сейчас читаю книгу, написанную инопланетянином. Такова сила воздействия художественного слова.
Дмитрий Быков. Сигналы. – М.: ЭКСМО, 2013. – 538 с. – 10 000 экз.
Теги: Дмитрий Быков , "Сигналы"
Четверо в декабре
Двое из представленных в обзоре поэтов не так давно ушли из жизни: Валерий Прокошин в 2009 году, Александр Росков в 2011-м. Недаром Прокошин назвал свой сборник "Ворованный воздух" - то, что для Мандельштама было метафорой, для умирающего от рака Прокошина стало мучительной реальностью. Росков погиб внезапно – был сбит на дороге мотоциклом.