Литературная Газета 6446 ( № 3 2014)

Литературная Газета Литературка Газета

Остановлюсь. Работа настолько многосторонне сложна, что говорить о ней нужно всерьёз и подробно, а лучше повременить.

Беседу вёл Владимир ШЕМШУЧЕНКО

Теги: Михаил Кураев , блокада Ленинграда

Штрихи к пристрастному портрету

Многие помнят картину "На войне как на войне", безусловно, выделяющуюся среди фильмов фронтовой тематики. А вот тот факт, что

снята картина по одноимённой повести Виктора Курочкина, известен в наше малочитающее время далеко не всем. А ведь «На войне как на войне» по праву стоит в одном ряду с военными повестями Ю. Бондарева и В. Некрасова, В. Быкова и В. Богомолова.

Поэт-фронтовик Сергей Орлов сказал про повесть так: «В военной прозе самое трудное ощутить в себе и сохранить потом на бумаге баланс красоты воинской героики, воинского братства, с одной стороны, и ужас, грязь, мерзость войны - с другой. Вот это сложнейшее балансирование удавалось Виктору Курочкину замечательно. И только потому удавалось, что он был солдатом, ибо только солдат способен пройти по проволоке между военным романтизмом и натурализмом и не покачнуться». Курочкин мальчишкой остался в осаждённом Ленинграде. Работал на заводе – обтачивал зенитные снаряды. Отец и тётка умерли от голода. Сам лечился от дистрофии. Но уже в июне 1943 г. лейтенант-танкист Курочкин назначен командиром СУ-85 самоходного артполка. Войну видел не издалека: Курская дуга, освобождение Левобережной Украины, форсирование Днепра, освобождение Киева, Львова. Был тяжело ранен при форсировании Одера.

К юбилею писателя мы публикуем фрагменты из воспоминаний его вдовы.

Узнав о смерти Виктора Курочкина, Фёдор Александрович Абрамов, видимо, желая утешить, сказал мне по телефону:

– Теперь, Галя, он принадлежит не только тебе – народу.

Я ему ответила вопросом:

– А разве он когда-нибудь принадлежал мне одной?..

Прошлым летом в Комарове высаживала я цветы на могилу Курочкина. По кладбищу, как всегда, бродило много народу. За 12 лет у меня вошло в привычку не обращать внимания на экскурсантов, изучающих надгробные плиты. Но одна группа заприметилась – это была молодая семья: родители с двумя детьми младшего школьного возраста. Верховодили в семье явно мужчины. Папа опекал маму, брат – младшую сестрёнку. Вёл группу папа. Повествовательным тоном опытного гида он давал пояснения:

– Вера Кетлинская, – читал он надпись на гранитной плите, – умерла в 1976 году, написала роман «Мужество» о комсомольцах и «Дни нашей жизни» – о Ленинграде.

«Не перевелись хорошие папы, – мелькнуло у меня, – такая семейная прогулка вряд ли забудется».

– А здесь похоронена Вера Панова. У неё есть повесть «Серёжа» и романы...

Взгляд папы перекинулся на памятник Курочкину, он запнулся и вдруг совершенно другим, живым голосом спросил:

– Это наш Курочкин?

И вот тут махровое собственническое вскипело во мне...

– В каком смысле... – я чуть было не выпалила ехидно: «ваш», но что-то всё-таки удержало меня. Быть может, уже возникшая симпатия к «хорошему папе» или его глаза, с неподдельным интересом остановившиеся на моём лице. Я повторила его местоимение – «наш». А в душе всё кричало: мой, мой, мой!

– Ну, наш, ленинградский,– ничего не заметив, уточнил хороший папа, – тот, что «На войне как на войне»?

– Да, ленинградский, – подтвердила я угрюмо.

Мама, по-видимому, почувствовала моё смятение, но расценила его по-своему:

– Ну почему только ленинградский... И разные прочие его читают...

Вот когда я всем существом осознала, что Курочкин принадлежит не только мне[?]

Книги свои Курочкин

писал не для избранных. Он адресовался к простому народу. Перед народом отчёт держал и у него искал понимания и сочувствия. Хорош был бы Курочкин, если б он перед земляками, о которых писал, разыгрывал бы эдакого элитарного «выходца из народа». Нет, он себя ощущал частичкой народа и стремился художественными средствами выразить самочувствие масс. В центре повествования у Курочкина всегда рядовой, ничем не выдающийся человек, пожалуй, подчёркнуто обыкновенный. Его писательский взгляд – изнутри массы – как телекамера выхватывает и крупным планом любовно показывает то одного, то другого представителя толпы…

До 64-го года Курочкин в литературе выражал самобытное видение мира, не вступая в споры с авторитетами, так сказать, в духе мирного сосуществования. Повесть «На войне как на войне» написана совсем в другом ключе. Почему же его взорвало именно в 60-е годы? Чем они для него знаменательны?..

Сейчас середину 60-х марают одной унылой серой краской – начало эпохи застоя. И вроде бы и искать в них нечего. Какие плоды могут произрасти на болоте? Разве что клюква, а публицистике знаком один сорт клюквы – развесистой. Но, как известно, любое определение хромает, следовательно, не стоит поддаваться гипнозу. Жизнь всегда богаче, многообразнее любого эпитета.

Для Курочкина и его поколения, со школьной скамьи вступившего в битву с фашизмом, 60-е годы означали пору зрелости. К двадцатой годовщине Победы над гитлеровской Германией уже уточнены были потери, и обнаружили: сорокалетних от тех двадцатилетних осталась горсточка... Война беспощадно выкосила уроженцев 1923–1925 годов. Тем острее чуткая душа художника почувствовала необходимость высказаться от имени своего поколения. Не только от имени уцелевших подранков, а и от имени тех, кто остался на полях сражений. Курочкина постоянно снедало чувство вины и неоплаченного долга перед теми, навсегда молодыми. Он чувствовал неразрывную связь с ними, ощущал себя как бы полномочным их представителем на земле.

К новому, 1965 году повесть «На войне как на войне» была закончена. Пять редакций успели вернуть автору рукопись, прежде чем заведующий отделом прозы журнала «Молодая гвардия» В.В. Сякин запросил у Курочкина повесть для публикации. В августовском номере 65-го года «На войне как на войне» впервые увидела свет. В том же месяце в ленинградской газете «Смена» появился первый положительный отзыв на повесть. А 7 сентября вокруг книги Курочкина началась полемика в центральной прессе.

В пылу литературных баталий и хулители повести, и её защитники высказали немало интересных и метких замечаний. Но ни одна из сторон, по моему убеждению, не задела нерва «На войне как на войне». Споры затрагивали существенные моменты: герой Малешкин или не герой? имел ли автор право наблюдать за войной не из Верховной Ставки, а с позиции солдат и младших офицеров? можно ли через военные будни раскрыть героику народа-победителя? Эти проблемы очень важны, однако для повести «На войне как на войне» они являются, по-моему, лишь средством выражения, а смысл повести заключается в том, как юный необстрелянный Малешкин стал командиром экипажа СУ-85.

Командование назначило младшего лейтенанта командиром, реализовать же назначение на деле он должен был сам. Курочкин отобрал для художественного исследования именно те три дня из жизни Малешкина, когда и происходит его становление как командира. Опробование разных подходов к своим подчинённым, бывалым бойцам, умудрённым и возрастом, и боевым опытом, поиск человеческих контактов с ними, обретение Малешкиным своего места в кругу равных офицеров и старших по званию – вот что составляет стержень повести.