Литературная Газета 6460 ( № 17 2014)
Шрифт:
За три года до начала перестройки дом старых большевиков дал опасную трещину, и нас всех в срочном порядке стали расселять в строящемся Строгино. Оставшиеся в живых делатели Великой Октябрьской революции написали в горком партии гневное письмо: мол, мы вам советскую власть устанавливали, а вы нас за Можай в Строгино хотите загнать? Не выйдет! И не вышло. Все жильцы осели в центре Москвы в квартирах за выездом. Бабушка оказалась на улице Горького, а Людочка воссоединилась с дочерью и поселилась у Савёловского вокзала. Людмила Ивановна тяжело переживала смену политических ориентиров в стране, чувствовала себя потерянной и ненужной. Развал СССР она не пережила.
Новое место жительства не повлияло на старые семейные традиции. Как и прежде,
Сигналом к началу работ служило извлечение в Страстную пятницу из бабушкиного сундука-кофра деревянной пасочницы, завёрнутой в серое полотняное полотенце с вышитыми красными петушками по краям. Конусообразная четырёхчастная конструкция из древесины дуба с пазами и выступами, с вдавленными во внутренние поверхности буквами Х.В. и узорчатыми крестами явно дышала на ладан. Она родилась в XIX веке, и бурные события XX века её надломили. От полного распада спасли наложенные на раны медные полоски с крошечными, тоже медными гвоздиками. В ту же пятницу добытые два килограмма творога отправлялись под ночной гнёт; из твёрдого панциря миндального ореха то щипцами, то с помощью молотка извлекались ядра, наполняя собой двухсотграммовый стакан, из которого затем пересыпались в эмалированную кружку, заливавшуюся кипятком. В результате пятничных действий в субботу утром творог превращался в единую монолитную массу, потерявшую вместе с лишней жидкостью неприятную кислоту, а коричневая плотная миндальная кожура легко сползала, обнажая белое тело ореха. Миндаль мелко резался, резались и апельсиновые цукаты, а если удавалось разжиться вареньем по-киевски, то к цитрусу добавлялись засахаренные вишенки, корки дыни и арбуза.
Ближе к вечеру к столу прикручивалась мясорубка, а к её ручке приставлялся желательно мужчина. Этой чести в разные времена удостаивались дедушка, папа, сын Людочки Феликс, саратовский племянник Кирилл, кузен Жорж… В мужские обязанности входило дважды провернуть творог с кусками сильно охлаждённого сливочного масла (400 граммов). Естественно, творог отчаянно сопротивлялся, вылезал из жерла мясорубки, не желая прокручиваться, особенно во второй раз. Рука крутящего тоже начинала выказывать неповиновение и всё чаще требовала передышки. Однако хуже всех приходилось тому, кто деревянной ложкой стирал восемь желтков с двумя стаканами сахара. Белые сладкие кристаллы скрежетали и ни в какую не хотели превращаться в нежную жёлтенькую единообразную консистенцию. Понятно, что после подобных усилий снятие цедры с трёх лимонов на мельчайшей тёрке казалось невинной младенческой забавой.
В доперестроечную эпоху в церковь ходили по глубокой внутренней потребности. Народу в храме бывало не очень много (не считая Елоховского собора), лица пришедших искренне отражали приподнято-праздничное состояние, а песнопения наполняли душу умиротворением. Вернувшись со службы, мы ставили пластинку со «Всенощной» Рахманинова и завершали труд над главным пасхальным sp[?]cialit'e de la maison.
В жёлтом с красными цветами китайском эмалированном тазике воссоединялись все компоненты. Сначала дважды пропущенный творог с маслом тщательно перемешивался со стёртыми с сахаром желтками, а уже в их густую массу постепенно внедрялись миндаль, цукаты и лимонная цедра. И опять рука мешавшего вертеть ложкой уставала... И вот последняя добавка – две пачки 20%-ных сливок по 150 граммов в каждой. Наступал торжественный момент закладки высочайше калорийного содержимого тазика в выстланную марлей пасочницу,
Перед долгожданным явлением гостям пасочница перевёртывалась, устанавливалась на красивое круглое блюдо, и с творожного шедевра, как с открываемого памятника, аккуратно сдёргивалось «деревянное покрывало». Восхищённым взорам собравшихся представала двухкилограммовая пирамида со срезанной верхушкой нежного кремового цвета в оранжево-жёлтую крапинку, с волнующим лёгким ароматом цитрусовых и выпуклыми начальными буквами праздничного приветствия: «Христос Воскресе!» Через несколько мгновений от двухдневных титанических усилий на блюде оставались лишь жалкие остатки, на которые объевшиеся гости продолжали жадно смотреть, а я торопилась спасти, думая с вожделением о завтрашней утренней чашке кофе с кусочком кулича, обильно приправленным вкуснейшей творожной массой.
К сожалению, некоторые участники воскресного застолья на следующий день испытывали гастроэнтерологические трудности, о чём сообщали бабушке вместе с благодарностью. Умирающим голосом Софья Константиновна вещала в телефонную трубку: «Верочка, вчера было так хорошо, сегодня мне так плохо, пью желчегонное. А пасхи совсем не осталось?»
Было решено впредь обносить гостей аллохолом до, во время и после еды.
Теги: Кулинарные воспоминания
Белый папоротник
Ученица столичной школы "Золотое сечение" Полина Кобзон - финалист второго Международного детского творческого конкурса «Сказки красивого сердца», проводимого под эгидой Комиссии РФ по делам ЮНЕСКО. Отмечена её работа «Белый папоротник», которую мы предлагаем вниманию читателей.
Это было ночью 23 августа 1572 года. Через чёрное полотно небосвода иногда просвечивались звёзды и мерцали серебряными огоньками. Парижские окна давно уже погасли. Перед сном никто не заметил белые зловещие кресты на дверях. В одном из таких помеченных крестами домов на втором этаже сидел семилетний Жан. Мальчик не спал. Он просто не мог уснуть, потому что чувствовал, как его «грызёт» страх. Чего ему было боятся? Внизу ведь уже пятый сон видят мама и папа. Но мальчику было не по себе от страшного предчувствия. Он стал молиться.
Молитва[?] Первое, что он узнал за свою короткую жизнь. Строгая семья кальвинистов всегда старалась привить своему ребёнку скромность, экономность, умеренность в еде, но самое главное – непоколебимую веру в Бога. Родители Жана всегда говорили маленькому сыну, что Бог – единый и абсолютный властитель мира и может творить со своими созданиями всё. Именно поэтому Жан просил у Господа смилостивиться над ним и его семьёй в эту тёмную жуткую ночь. Он также молился за всех гугенотов, ибо умный не по годам ребёнок знал, что католики часто нападают на них. Вот только не понимал почему… За скромную одежду? За то, что они презирают обжорство и жадность священников и их использование священного сана в корыстных целях? Или, может быть, за дешёвую церковь? За веру в равенство людей? Или просто за то, что они мыслят по-другому?
Но маленький Жан пока этого не понимал и продолжал тихонько молиться. Через несколько минут он закончил молитву и подошёл к столу. Там стоял великолепный папоротник, которым мальчик не переставал любоваться. Он очень любил растение, которое подарил ему папа. Жану нравились эти большущие листья, раскинутые по столу, словно пышные юбки красивой дамы. Ребёнок часто мечтал, чтобы его любимец расцвёл нежными душистыми цветами, как в сказке. Но Жан знал, что папоротники не цветут. Это, увы, невозможно. Засмотревшись на растение, Жан начал мечтать. На самом деле он мечтал лишь об одном: чтобы люди принимали чужие взгляды. Тогда прекратится эта гадкая война и все будут жить в мире, все будут счастливы.