Литературная Газета 6476 ( № 34 2014)
Шрифт:
Но сквозь ночь и сквозь гиблый туман января
продирается что-то наружу –
и замрёшь, словно вкопанный, благодаря
память, эту душевную стужу...
ЛЮБОВНОЕ
Ты так прекрасна в этой жизни волчьей,
где не простят такую красоту!..
Моя душа, изорванная в клочья,
твоё дыханье ловит на лету…
Не более того, мой друг мгновенный,
ты скрылась, словно синий шелест вьюг…
Из-за такой не страшно резать вены
или стреляться в ярости, мой друг.
Не жалуюсь, а всё такая жалость,
что пеплом разметался нежный жар.
Прости меня, потерянная
за то, что рук твоих не удержал…
* * *
Эхо музыки советской,
историческая хрень,
сквознячок замоскворецкий
вознесенская сирень.
Это было да не сплыло –
но осталось навсегда:
легендарные могилы
и всеобщая беда…
Эта музыка звучала
так, что шар земной гудел,
и переполнялась чара
полугениальных дел.
Планов полукриминальных,
тень ложилась на чело,
и от дней твоих фатальных
не осталось ничего…
МОСКОВСКИЙ МАЗОК
…а на балконе – снег взбивая, как суфле,
синица светит жёлто-синим опереньем
* * *
Всё непрочно в мире, что имеем,
словно на доске рисуем мелом,
влажной тряпкой – раз и стёр мелок,
словно стёр ещё один мирок…
Всё на этом свете эфемерно,
а на том?... Да и на том, наверно,
где скитаться до скончанья дней
тенью в мире зыблемых теней…
МАМА
В мире горя и аварий,
по-душевному светла,
Мама тихо напевала
у плиты и у стола…
Мама пела тихо-тихо
у стола и у окна,
но прошло земное лихо,
наступила тишина…
Время остаётся мало,
остаётся ни на грош…
Что сказать?
– Спасибо, Мама,
что из прошлого поёшь.
* * *
Он скоро оборвётся, путь короткий,
от «Бога нет» – до «Господи, прости»,
ты лучше выпей на прощанье водки
иль «Осень патриарха» перечти»...
Теги: Сергей Мнацаканян
Магнит для читателей
На ВДНХ открылась 27-я Московская международная книжная ярмарка. Это всегда событие. Ведь то место, где собирается множество новых хороших книг, своего рода духовный магнит. Конечно, много будет и проходного, того, что принято называть массовой литературой. Однако главное на выставке не это. Главное - книги-события. Они останутся в истории литературы, их наверняка захочется перечитать. Всё, увы, охватить невозможно, поэтому мы представляем пятнадцать достойных, на наш взгляд, книг, с которыми стоит ознакомиться.
Не все из авторов этих книг соберут на своих выступлениях на ярмарке большие аудитории, а некоторые и вообще останутся в тени, не в пример раскрученным и популярным у широкой публики персонам, однако данный факт отнюдь не говорит о качестве текстов. Хотя нет, возможно, как раз и говорит: подлинное сегодня, чаще всего мало востребовано, но, несомненно, дождётся своего часа, когда придёт и заслуженное признание, и любовь читателей.
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Сергей
Дом 7а на Никитском бульваре недаром известен нам как «Дом Гоголя», хотя принадлежал графу А.П.Толстому: это историческое место и вправду накрепко связано с Гоголем. Здесь великий русский писатель прожил последние годы вплоть до самой смерти, здесь работал над вторым томом «Мёртвых душ» (и в камине этого дома уничтожил написанное). Здесь он пережил и самое сильное романтическое потрясение: отношения с графиней Анной Виельгорской. В этом доме удручённого и больного писателя за две недели до кончины навещал священник Матфей Константиновский – и их беседа, возможно, усугубила духовный кризис, в котором находился Гоголь. Здесь предпринимались отчаянные и неумелые попытки друзей, врачей и священников спасти писателя, словно бы решившего для себя, что он должен умереть[?] В книге рассказывается о судьбе домовладения начиная с XVII в. и до наших дней, помещены очерки современников о Москве 1840–1850-х гг. Книга подробно иллюстрирована.
ПРОЗА
Елена Катишонок. Свет в окне. – М.: Время, 2014. – 672 с. – 5000 экз.
Новая книга лауреата премии «Ясная Поляна». Несколько семей – с разными корнями, с несхожим, но непростым прошлым. На протяжении многих лет сближает этих очень различных людей только одно: они читают одну книгу – «Сагу о Форсайтах» Джона Голсуорси. Но каждый находит в ней своё. Переживания буржуазной викторианской Англии оказываются до странности близки советским людям, а мысль семейная, которая наполняет и держит всё повествование Елены Катишонок, находит в этой эпопее множество завязок и решений. Здесь нет отрицательных персонажей – каждый по-своему стремится к счастью, хочет зажечь свет в собственном окне – но годы пролетают слишком быстро и зачастую остаются так и не наполненными теплом, уютом, взаимопониманием, без которых немыслимо человеческое счастье. Винить, кроме разве что себя, в конечном счёте оказывается некого. Но могло ли всё сложиться иначе?
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Максим Шраер. Бунин и Набоков. История соперничества. – М.: Альпина нон-фикшн, 2014. – 222 с. – 1500 экз.
Они были из разных поколений. Иван Бунин годился Владимиру Набокову в отцы (и был в товарищеских отношениях с его отцом). Набоков относился к Бунину как к учителю, мэтру; их переписка началась за десятилетие до того, как молодой писатель стал известен и знаменит. Но всё меняется – и в случае с двумя литературными гигантами русской эмиграции изменилось драматически. Стилистически близкий Бунину (учившийся писательскому мастерству у Бунина!) автор разошёлся с ним мировоззренчески, вызывая недовольство, ревность, боль и соперничество, в результате которого появились новые – и отличные – произведения. В книге Максима Шраера эта трудная стезя прослежена, насколько это сейчас возможно, пошагово, с обширным привлечением воспоминаний и переписки, в том числе прежде не публиковавшейся. Борьба самолюбий, упрёки во лжи и старание преуменьшить масштаб – здесь было всё это, но не было отрицания: и Бунин, и Набоков знали цену друг другу.