Литературная Газета 6512 ( № 23 2015)
Шрифт:
Сакен вспоминал красивейшие места, где побывал летом, играя с аульной детворой. И он решил, что на следующий год непременно поедет туда. Мальчик стал рисовать на песке картины, запечатлённые в его памяти.
– Сакен, что ты рисуешь? – спросила его соседка Марал-апай.
– Это моя бабушка. Это брат. Это мой аул.
– А где мама?
– Вот она – мама. Она держит меня за руку, идёт рядом со мной.
– А это кто?
– Это Ардак – мой брат-студент.
На следующий день прозвенел первый звонок, и одноклассники
Перевод Нарбинь Кенжегуловой
Теги: современная проза , Казахстан
«История про Хорошего и Доброго Парня»
Дастан КАДЫРЖАНОВ
Известный казахстанский политолог. Основал телекомпанию "Дала ТВ", возглавлял службу телевидения в республиканской корпорации «Телевидение и радио Казахстана» (1995-1996), был главным продюсером в ЗАО «Агентство «Хабар» (1997–1998), генеральным директором телерадиокомпании «Жеты-су». Советник спикера сената Парламента Казахстана.
Поэт. В 2000 году вышел его сборник «Диалоги в отсутствии собеседника».
Роман-верлибр «История про Хорошего и Доброго Парня» вышел в свет в 2013 году в издательстве «Художественная литература».
СТИХ 12
Скажи: «Видите ли вы, если вода ваша окажется в глубине,
кто придёт к вам с водой ключевой?»
Коран. Сура 67, «Власть». Стих 30.
1(1) Должное!
2(2) Что такое «истинное»?
3(3) И что тебе даст знать, что такое «должное»?
Коран. Сура 69, «Неизбежное».
После того, что случилось с Другом на гор[?],
Мы пребывали в ужасе и смятении.
Кем теперь был Он – переживший?
Кем теперь стали мы, свидетели всего,
И спустившиеся с горы?
Друг наш, Учитель наш, тогда шёл, шатаясь,
Словно отпил он жгучего вина,
Опьянившего его разум, а затем оставившего
Один на один с тяжёлым похмельем.
Шёл он, кутаясь в покрывало,
Словно могло оно Его спасти
От струй дождя, всё более превращавшегося
Из тёплого и нежного
В свирепый
Ливень действительности.
Друг очень сильно кашлял, плечи Его содрогались.
Каждый пытался отдать Ему что-то из одежды своей,
Но Он, грустно улыбаясь, отказывался.
Тогда Иоанн попытался обнять Учителя,
Чтобы согреть.
«Нет, брат мой, нет, – сказал Возлюбленный. –
Не от холода ливня лихорадит меня.
Спасибо, брат».
«Но кашель твой сух, как треск
Умирающего кедра ливанского», взмолились мы.
«Давай остановимся, разожжём костёр!»
Мы остановились, и вездесущий Кифа быстро
Разбудил пламя,
Скрывавшееся дотоле
В сердце сухих ветвей.
Через какое-то время мы услышали
Топот многих ног.
Враг идёт? Разбойник?!
Кифа схватил свой гуннский меч-герой.
Нет – это наши остальные братья прибежали.
Не пламя согрело нас, а их приход.
Мы вместе, кто нас сможет разделить?
Вот, даже дождь палестинский
Пошипел в костре
И исчез, убежав обратно в небо,
Оставив за собой влажный и ароматный след.
Только пугало нас, что кашель
Друга Возлюбленного
Становился всё сильнее и сильнее.
Не болезнь ли напала на Тебя?
Не усталость ли это от вечной Дороги?
Нет[?]
Что такое костёр в пустыне?
Это светоч, притягивающий к себе
Не только случайного путника,
Но и зверя во тьме,
Шепчущего песню страха, своего и человеческого.
Вначале вышли из темноты старцы,
Мудрые, возвышенные, но скромные.
Чурались наших грязных покрывал,
Но потом смирились под властью
Пустынного холода и накрылись.
Потом пришли галилеяне скромные
И, поклонившись старцам,
Нерешительно притулились у костра,
Испуганно поглядывая на фарисеев,
Ведь то были фарисеи – блюстители древних истин.
Потом пришли путники из Самарии.
Сторонились их иудейские старцы,
Но мы сели меж ними,
И все согласились разделить это хлипкое пламя
Даже с чужими, несмотря на предубеждения.
Потом пришёл из тьмы юноша,
Одетый в парчу богатую.
Хороший юноша, воспитанный.
Поделился со всеми чужеземной халвой
И тихо устроился рядом с костром.
Потом пришёл Голодный,
Ловко присел у костра, притворившись путником.
Мы не узнали его,
А он ел очень много,
Пил вино без меры,
Пока Учитель, узнавший его, не сказал:
«Придёт время, насытишься кровью моею».
Тот хрипло рассмеялся, но прекратил
Своё неприличное обжорство.
И, указывая пальцем на Учителя,
Прошипел вальяжно и сыто:
«Он знает! Он видит!»