Литературная Газета 6517 (№ 29 2015)
Шрифт:
Пусть встретится мне на нём с лаской Твой ангел мирный,
Яви мне, о Господи, в день, когда испущу я последний вздох,
Летящую в свете чистую
душу [кого-нибудь] из небесных угодников Божьих,
Которая подоспеет с даром любви Твоей.
("Книга скорбных песнопений", глава 2-я, часть 2-я)
Святой Григор Нарекаци - автор бессмертной "Книги скорбных песнопений" - увидел сам, что смерти и забвению противостоит божественное чувство любви, смог это своё видение облечь в Слово, которое тысячу лет спустя -
Так прими эти слова,
переплетённые со стенаниями горькими,
И обоняй сей дар словесный как жертву бескровную,
О Царь Небесный,
И, благословив, очисти [каждую] букву сих песнопений скорбных:
Пусть рассказана будет ушам всех племён
И проповедуется во всеуслышанье народов,
Изображена будет на вратах разума
И запечатлена на порогах чувств,
Пусть, словно живая, расскажет она
Об исповедуемых мной беззакониях,
И хотя как смертный, приму я кончину,
Однако вечностью писания сего
Пребуду живым и я.
("Книга скорбных песнопений",глава 88-я, часть 2-я)
В своё время (1988 г.) автор предисловия к научному изданию русского перевода "Книги скорбных песнопений" Григора Нарекаци С.С. Аверинцев писал: "Место "Книги скорбных песнопений" не только в традиционной армянской культуре, но и во всей традиционной армянской жизни не с чем сравнить: целый народ принял поэзию Нарекаци к сердцу". Были люди, чья гениальность неоспорима, были подвижники, чья святость, чистота помыслов, высокая духовность являют собой величайший пример самоотречения в служении высшей цели и предназначению, "но гений и святой в одном лице: это, кажется, единственный в своём роде случай". Между тем гении-злодеи были известны испокон веков. Почему-то некоторые достаточно известные литературоведы сочли возможным сравнивать Григора Нарекаци с Ф.М. Достоевским - гениальным писателем, описавшем зло порока, основываясь на личном опыте приобщения к многоликим проявлениям его. Думается мне, что с Григором Нарекаци и своим творчеством, и как личность сопоставим граф А.К. Толстой, отличавшийся редким благородством как души, так и внешности. Стихотворение, которое я приведу ниже, проникнуто духом неоплатонизма - учения, христианизированный вариант которого стал философской основой армянской монофизитской церкви. Для наглядности такого сопоставления сначала приведу фрагмент из "Песни на Рождество Христово" Григора Нарекаци.
Цветок лона, лона отчего,
Рукопись 1390 года. Бумага. 298 стр. Переписчик - дьякон Вартан. Иллюстратор - Аветик Словно нисшедший с небес,
Любовью своей нас сладостно оросил.
Любовь из облака, облака любвеносного,
Из облака воздушного ливнем пролилась,
Оросив землю капелью дождевой.
Любовью познав любовь,
Плодоносной любви вожделенья исполнен
Любовно соединился с любовью.
Луна
Следом за тьмами звёзд плыла
В шествии роскошном утренняя звезда.
На утренней заре оросила роса,
Новый Сион, предварив восход
Солнца сладостного - утренней звезды.
Веянье весны, весны чудодейство,
Краса восхваляемая, краса многокрасочная,
Новосочетающихся воедино сочетающая.
Придите, наши новорасцветшие,
И пылом пылая, точно по образцу,
Сотворите листок зелёной лозы.
Вот как, спустя столетия, в подтверждение духовной общности и единого понимания сути Любви и смысла существования мироздания русский поэт-аристократ пишет:
И с горной выси я сошёл,
Проникнут весь её лучами,
И на волнующийся дол
Взираю новыми очами,
И слышу я, как разговор
Везде немолчный раздаётся,
Как сердце каменное гор
С любовью в тёмных недрах бьётся,
С любовью в тверди голубой
Клубятся медленные тучи,
И под древесною корой,
Весною свежей и пахучей,
С любовью в листья сок живой
Струёй подъемлется певучей.
И вещим сердцем понял я,
Что всё рождённое от Слова,
Лучи любви кругом лия,
К нему вернуться
жаждет снова,
И жизни каждая струя,
Любви покорная закону,
Стремится силой бытия
Неудержимо к божью лону;
И всюду звук, и всюду свет,
И всем мирам одно начало,
И ничего в природе нет,
Что бы любовью не дышало.
(См. А.К. Толстой, Собр. соч. в четырёх томах. Том 1, М., 1969, с. 82-83).
Таким же духом проникнута и его поэма "Иоанн Дамаскин" (См. там же, с. 483-504).
Если в "Книге скорбных песнопений" Григор Нарекаци, преисполненный мировой скорби, беседует с Несущим Сущим, Зиждителем на небесах, то в тагах, гандзах, меледи (мелодиях) он остаётся на земле, и сердце его бьётся в восторге при виде красы природы - плода божественной любви и творчества. "Божественная любовь есть движущее начало и сила, которая делает ощутимым, зримым воздействие Добра и Прекрасного" (см. Р. Тамразян. Григор Нарекаци и неоплатонизм, Ер., 2011, с. 193).
Григор Нарекаци благодаря своей эмоциональной силе и воображению вдохнул в армянское песнетворчество новую жизнь. Это особенно проявилось в его песнях (тагах, гандзах, мелодиях. См. его сборник "Гандзтетр"), в которых он применил мелизматический стиль или, как он назвал его, шаржваржени (мы перевели его как "переливчато-звонкий").