Литературный призрак
Шрифт:
Я полагал, что если мой хозяин умрет, то я разделю его участь. Поэтому я сосредоточил все свои усилия на том, чтобы изобрести способ, который позже назвал переселением. За два дня до смерти моего хозяина я успешно осуществил задуманное. Моим вторым хозяином стал доктор, лечивший первого. Переселившись, я посмотрел на солдата со стороны. Мужчина средних лет лежал на грязной постели, прикованный к своему скелету. Я почувствовал вину, облегчение и могущество.
В докторе я пребывал в течение двух лет. Узнал много интересного о человеке и бесчеловечности. Научился читать воспоминания
В результате бедняга сошел с ума, и мне снова пришлось переселяться. Человеческий разум — очень хрупкая игрушка. Хилый заморыш!
Прошло три дня. Вечером, как обычно, официантка шлепает на стол перед Каспаром горшок с бараниной, разворачивается и отходит прежде, чем он успевает выразить неудовольствие.
— Сегодня на ужин бараний жир! — лучезарно улыбается Шерри, — Какая приятная неожиданность!
Официантка трет тряпкой соседние столы. Каспар упражняет навыки самовнушения, убеждая себя, что у баранины вкус индейки. Я с трудом удерживаюсь от соблазна помочь ему. Шерри читает.
— Нет, какова советская демагогия! Это началось в сороковые, во время президентства Чойбалсана. В книге говорится: «Преимущество использования русского алфавита подтверждено практикой». А на самом деле имеется в виду — если ты используешь монгольский алфавит, тебя расстреляют. В голове не укладывается, как…
В этот момент во всем здании отключается электричество.
В окно проникает слабый свет от мутных звезд и от больших красных букв — за пустырем сияет кириллицей гигантский лозунг. Мы видим его каждый вечер, но так и не выяснили, что он значит.
Шерри рассмеялась и закурила. Огонек сигареты отражается у нее в глазах.
— Признайся, ты дал начальнику электростанции десять долларов, чтобы он устроил конец света. Теперь я останусь в темноте наедине с мужчиной, от которого по-мужски пахнет бараном.
Каспар улыбается в ответ. Я понимаю — это любовь. Любовь я воспринимаю, как воспринимаю погоду.
— Шерри, давай возьмем джип завтра утром. Мы уже осмотрели храм, осмотрели старый дворец. Я чувствую себя тупым туристом. Совершенно идиотское ощущение. Девица из немецкого посольства полагает, что завтра привезут бензин для заправки.
— Почему такая спешка?
— Эта страна катится в прошлое. Где-то там, за горами притаился в ожидании конец света. Мы должны смотаться отсюда, пока снова не наступил прошлый век.
— Но в этом — очарование Улан-Батора. В его обветшалости.
— Не знаю, что значит «обветшалость», но никакого очарования тут не вижу. Улан-Батор только доказывает, что монголы не в состоянии строить города. Здесь можно снимать фильм об обреченной колонии уцелевших в бактериологической войне. Давай уедем отсюда. Не понимаю, зачем я тут. По-моему, тут никто не понимает, зачем он тут.
Входит официантка и ставит на стол свечу. Каспар благодарит по-монгольски. Официантка
Шерри раскладывает колоду карт.
— Ты хочешь сказать, что монголы созданы исключительно для дикой кочевой жизни? Их удел — разводить скот, рожать детей, мерзнуть, жить в юртах, кормить глистов, не знать грамоты?
— Я не хочу с тобой спорить. Я хочу поехать к горам Хангай, забираться на вершины, скакать на лошади, плавать голышом в озерах. Понять, зачем я живу на земле.
— Хорошо, викинг. Завтра утром едем. А сейчас давай сыграем в криббидж. По-моему, я веду в счете — тридцать семь выигрышей против девяти.
Значит, мне тоже предстоит переезд. Имея хозяином местного жителя, продолжать путешествие по стране опасно. Имея хозяином иностранца — невозможно.
Я прибыл сюда, чтобы отыскать свои корни. Истоки своего «я». Это было лет шестьдесят тому назад.
Первые слова: «О судьбе мира думают трое…»
Раза два я пытался описать процесс переселения некоторым из моих хозяев, богаче других одаренным воображением. Это невозможно. Я знаю одиннадцать языков, но есть оттенки, которые словами не передать.
Я могу переселиться только в тот момент, когда другой человек касается моего хозяина. Легко ли пройдет переселение — зависит от состояния сознания человека, в которого я переселяюсь. Еще важно, чтобы не препятствовали отрицательные эмоции. Тот факт, что для переселения необходим физический контакт между старым и новым хозяином, означает, что я существую в физическом плане, только на субмолекулярном или биоэлектрическом уровне. Есть ряд ограничений. Например, я не могу переселяться в животных, даже в приматов: они сразу погибают. Все равно как взрослый не может влезть в детскую одежду. Переселяться в кита я не пробовал.
Это техническая сторона дела. Но как описать, что при этом чувствуешь? Представьте гимнаста на трапеции, который вращается под куполом цирка. Или бильярдный шар, который закружился перед тем, как влететь в лузу. Или прибытие в незнакомый город после блужданий в тумане.
Иногда язык не в состоянии донести хотя бы благозвучность смысла.
Утренний ветер приносит холодный воздух с гор. Ганга высунулась из юрты, умыла прохладным утренним воздухом лицо и шею. В юртах на склоне холма постепенно пробуждается жизнь. В городе завыла сирена «скорой помощи». Свинцовые воды реки Туул переливаются оттенками серого. Красные неоновые буквы-гиганты «Сделаем Улан-Батор образцовым социалистическим городом» погасли.
«Дерьмо верблюжье, — думает Ганга. — Когда их наконец снимут?»
Ганга переживает из-за того, что дочь куда-то ушла. У нее на этот счет свои подозрения.
Соседка кивнула и пожелала доброго утра. Ганга ответила. Глаза стали хуже видеть, побаливает сломанная позапрошлой зимой нога, которая плохо срослась, да и ревматизм дает о себе знать. Подбегает собака, требуя, чтобы ее почесали за ушами. Ганге сегодня не по себе.
Она ныряет обратно в тепло юрты.
— Не студи, черт подери! Закрой дверь! — рявкает муж.